Но Грон давно искал случая проявить жесткость. Человек – существо крайне несовершенное, и большинство людей устроены таким образом, что не способны правильно оценить, когда только пряники. А его оноте при всем том, что она за лето поучаствовала в нескольких тяжелых схватках, по большей части доставались одни пряники. Грон чувствовал это. На занятиях люди уже работали с ленцой, ворчали. Караулы несли плохо. Грон приказал выпороть троих за сон на посту, и порка состоялась, но онота восприняла ее угрюмо. Один из выпоротых был ветераном, и среди остальных ветеранов пошел разговор, что новички-то еще ладно, но с ними-де так нельзя. Что онотьер уж больно круто берет. Что парень-то еще совсем сопляк. Весь авторитет, завоеванный Гроном за летнюю кампанию, начал постепенно таять под напором лени и привычки наемников к праздной жизни в промежутках между походами. Этим и воспользовался Кабан Шагуб. Он громогласно заявлял, что наемники – не солдаты, что умение сражаться – личное дело каждого. Недаром каждому из них положена разная оплата. И что искусство онотьера как раз и состоит в том, чтобы использовать каждого бойца на том месте, где он и будет полезен, а гонять да муштровать – это прямое нарушение их прав и самого кодекса. И многие к нему прислушивались. Особенно из вновь набранных наемников, каковых в оноте сейчас была ровно половина. И в отличие от первоначального состава, большинство из них принадлежали к самой элите наемничества, считавшей, что они и так уже все знают и пусть-де остальные сначала дорастут до их уровня. Если дорастут. А уж потом, если это произойдет, и они могут чему-то поучиться. Короче, назревал классический управленческий кризис «третьего дня», когда новое уж слишком сильно вступало в конфликт с привычным и одобряемым. Тем более что внешнего давления на субмирок оноты в виде угрозы восьми– или десятитысячного войска насинцев в данный момент не существовало. Все должно было закончиться взрывом. В полном соответствии с планами Грона. Хотя Кабан Шагуб об этом даже не подозревал.

– Где он?

– На тренировочном плацу.

– И много там народу?

– Да под сотню, – отозвался Батилей. – В основном вновь набранные, но есть и старые. Например, Кразий Один Удар и Шуршан.

Ну, эти, скорее всего, оказались там, чтобы, наоборот, попытаться не допустить обострения. Даже не подозревая, что их командиру требовалось иное.

Громкий голос Шагуба Грон услышал сразу, как только вышел из казармы. Тот разглагольствовал о соплячке, который непонятно на какие деньги купил патент онотьера и, только лишь с помощью удачи не провалившись в паре схваток, вдруг возомнил о себе… Что он такое о себе возомнил, Грон не услышал. Потому что как раз в этот момент прошел через расступившуюся толпу.

Увидев его, Кабан Шагуб замолчал. Грон неторопливо вышел на середину плаца и, повернувшись на каблуках, обвел взглядом притихших наемников, после чего развернулся к Шагубу. За прошедший год он подрос, раздался в плечах и поднакачал мышцы, но на фоне Шагуба все равно смотрелся довольно бледно. Особенно забавно выглядела легкая курчавая поросль на его щеках и верхней губе.

– Что здесь происходит? – самым спокойным тоном поинтересовался Грон.

– Да ничего, онотьер, – этак делано лениво ответил Шагуб. – Просто мы, наемники, собрались немного поговорить о своем житье-бытье, как это и записано в кодексе. А что? Вы собираетесь опять выстроить нас на плацу и поупражняться в задирании ножки? – с ехидцей осведомился он и заржал, явно рассчитывая на поддержку окружающих.

Но его поддержали всего лишь трое.

Вместе с Шагубом – четверо. Прекрасно. Хотя попотеть придется. Грон окинул всех ржущих оценивающим взглядом. Двоих и самого Шагуба он знал хорошо. В принципе неплохие бойцы, но с совершенно стандартным набором приемов. Четвертого он почти не знал. Ну… будем считать, что этот четвертый – самый опасный.

– Ты, ты, ты и ты, – ткнул он поочередно в Кабана и в каждого, кто его поддержал. – На конюшню. По сорок плетей каждому.

Толпа изумленно выдохнула. До сих пор самым тяжким наказанием, которое получали наемники, было пять плетей. Да и вообще, пороть наемника совсем не в традиции. Это ж не холопы какие. Но в первый раз онота это приняла – сон на посту согласно кодекса наемника считался тяжким преступлением, в боевых условиях за это просто вешали, но вот так, походя, за разговоры…

– А не слишком ли ты много на себя берешь, соплячок? – почувствовав, что на этот раз толпа на его стороне, ехидно поинтересовался Кабан. – Ты собираешься пороть людей, которые выходили меч к мечу еще тогда, когда твой папаша делал тебя, сопя на твоей мамаше.

Грон медленно обвел взглядом изрядно сгустившуюся толпу. Похоже, сейчас сюда сбежалось уже около трех сотен. Уже ничего. Достаточно для урока.

– Насколько я помню, – спокойно начал он, разворачиваясь к Кабану, – кодекс наемника предусматривает три выхода для наемника, который недоволен тем, как ведет дела онотьер. Во-первых, он может уйти из оноты, но в этом случае теряет право на оплату; во-вторых, он может потребовать суда; в-третьих, поскольку онотьер точно такой же наемник, как и любой из вас, он может потребовать поединка. – Грон сделал короткую паузу и продолжил: – Ничего из этого я здесь не услышал. Только брюзжание старого пердуна, который всю жизнь ходил за сохой, а не выходил меч к мечу на поле битвы.

– А не закрыть бы тебе пасть, соплячок, – угрожающе начал Кабан, – пока я… – он покосился на сдвинувшихся к нему троих прихлебателей и приосанился, – мы не взяли тебя за шиворот, не спустили штаны и…

– Не полизали мою задницу? – невинно поинтересовался Грон.

Толпа грохнула.

– …Отрежу тебе уши и!.. – донеслось до ушей Грона, когда хохот немного поутих.

Грон покачал головой и, усмехнувшись, спросил этаким ленивым тоном:

– То есть ты хочешь сказать, что вызываешь меня на судебный поединок?

– Вот еще, – презрительно скривил губы Кабан. – Буду я еще марать свой меч…

Грон слегка наклонил голову и демонстративно сощурил глаза, как будто к чему-то присматривался.

– Не понял… По-моему, Кабан, у тебя лужица натекла под сапогами. Или мне кажется?

Кабан действительно стоял на краю большой лужи, но заметил это, только посмотрев под ноги после слов Грона. Он недовольно отступил. Толпа снова грохнула.

– Да нет, для тебя одного многовато сырости, – покачал головой Грон, – разве что у тебя внутри нет ничего, кроме сидра. И если для головы и брюха так оно и есть, то по поводу жопы я не так уверен. Похоже, тут поработали все четверо.

Наемники снова заржали.

– …Сопляк, допросился! – пробился сквозь понемногу стихающий хохот взбешенный голос Кабана.

– Тихо! – вскидывая руку, громко произнес Грон.

Все мгновенно умолкли. Это был хороший знак.

– Наемник Кабан, – вкрадчиво начал Грон, – правильно ли я понял, что вы вызываете меня, онотьера и первого лейтенанта оноты капитана Батилея, на судебный поединок?