— Тебе уже легче, — вздохнул Юра, — а я уже вообще не представляю, куда податься. Везде обманывают…

— Слушай, тебя как зовут?

— Юра.

— А меня Валера. Так слушай, Юра, они меня просили побольше ребят с собой набрать. У них там работы, завались. Так что если хочешь, можешь ехать со мной. Подумай, все-таки семнадцать шекелей в час. Правда, там квартиру снимать придется, это за свой счет и питаться тоже. Но ведь кушать и здесь тоже нужно. У тебя сестре сколько лет? Она может сама остаться?

— Наверное, сможет, — неуверенно ответил Юра. — Вообще-то ей уже восемнадцать.

— Ну так в чем проблема? Посмотришь, может ты и ей там место найдешь. Там горничные в отелях постоянно нужны, правда, работа это тяжелая, но может, ты ей еще что-нибудь подберешь. А Эйлат, это тебе не Кирьят-Ата. Я там был уже три дня, правда, всего, на экскурсию от ульпана ездил. Там красотища неописуемая. Море чистое, прозрачное до самого дна, и вот такие рыбищи возле ног плавают. А вокруг вечный праздник, шикарные отели, рестораны, дискотеки, девочек-туристок кучи, запросто можно склеить. Ну как, едешь?

И благоразумный, всегда все трезво обдумывающий Юра, вдруг понял, что ему безумно хочется поехать в этот ослепительный Эйлат, что ему осточертело жалкое прозябание в маленькой замусоренной Кирьят-Ате, где все время рядом сестра, без которой он и из дому-то почти не выходит. А там свобода, полностью самостоятельная жизнь, приличная зарплата, наконец. Да, главное, там хорошая зарплата, я подзаработаю нам на первое время учебы, подумал он, стараясь заглушить в себе чувство вины, за то, что собирается бросить сестру. А за Риткой Саша и Белла приглядят, я же ее не одну оставляю, да и не маленькая она уже.

— Да я не прочь поехать, — решившись, сказал он, — только вот у меня никакой строительной специальности нет, и еще я в октябре иду учиться, так что я только до октября могу.

— Так сезон ремонтов и есть до октября, потом дожди начинаются. А учиться я тоже собираюсь, не вечно же на стройке вкалывать.

— А ты уже когда-нибудь ремонтами занимался? Что-то делать умеешь?

— Откуда? Я в Совке в институте на химфаке учился и здесь пойду доучиваться ни инженера-химика, но пока не сидеть же на шее у родителей. А белить и красить я думаю, дело не хитрое, ребята научат. Ну, так чего, может, сегодня поедем, чтоб время зря не терять? В Эйлат, есть автобус ночью. В одиннадцать садишься, а в пять утра приезжаешь. Можно будет осмотреться, выкупаться, а ребятам я вечером позвоню, они квартиры там снимают и нас куда-нибудь подселят. Ладно, чего мы тут стоим? Пошли по шуарме с пивом возьмем, жрать хочется.

Ну, вот оно начало настоящей жизни, мелькало у Юры в голове. Шуарма, пиво, друзья, это нормально в его возрасте, а то он действительно всю жизнь как какой-то комнатный додик, то с родителями жил, то с сестрой, пора уже мужиком становиться. Потом, конечно, он вернется, возьмется за учебу, но ведь нужно хоть какой-то опыт приобрести. Единственное, что его беспокоила, это то, что сестра останется одна. А вдруг с ней что-то случится? Он тогда в жизни себе этого не простит. Но с другой стороны не может же он вечно быть ей нянькой? У него ведь тоже должна быть своя личная жизнь. Вот только что делать, если она испугается, начнет плакать, например, просить его остаться. Может, взять ее с собой? Но куда? Ему же объяснили, что в квартире будет полно мужчин, где он ее там поселит. Не снимать же ей отдельно квартиру, этак вся зарплата на нее уйдет. Вот когда он там поживет, присмотрит ей работу, найдет, может быть для нее квартиру с подселением для девушек, вот тогда она и приедет. Если, конечно, захочет, так как может, она уже на работу устроилась в этот детский сад.

А Рита в это время действительно находилась в детском саду. Работа там начиналась очень рано, в семь часов, и она выехала из дому с первым автобусом в начале шестого, так как ей предстояло ехать с пересадкой и к тому же из объяснений хозяйки она очень смутно поняла, где этот детский сад находится. Правда, у нее был адрес, и она надеялась, что как-нибудь все-таки доберется.

Выйдя из второго автобуса, она растеряно остановилась, не имея понятия, куда идти. Хозяйка ей объясняла, что нужно идти прямо и естественно «ад а соф», то есть, до конца. Мало того, что она как всегда не поняла до какого конца ей нужно идти, не было еще и куда идти прямо. Сразу за остановкой улица раздваивалась и оба направления изгибались, одно налево, другое направо. Которое же из них «прямо»?

Сзади послышались шаги, и она увидела женщину, которая ехала с ней в автобусе и обрадовалась, что есть у кого спросить. Правда, обычно собираясь что-нибудь спросить у прохожих, она долго выбирала кого-нибудь с добрым или симпатичным лицом. Рита была девушкой впечатлительной и из опыта прекрасно знала, что есть люди, которые даже на самый пустяковый вопрос могут так ответить, что потом неделю будешь ходить как оплеванная. К сожалению, у этой женщины было именно такое лицо. Рите даже расхотелось ее спрашивать, но выбора не было, на улице они были одни, и Рита скрепя сердце подошла к женщине. Та прекрасно видела, что к ней хотят обратиться, но продолжала идти, поджав губы и глядя прямо перед собой.

Наверное, злая на весь мир старая дева, подумала Рита. Женщине на вид было лет тридцать пять. У нее были хорошие черты лица и, если бы не сжатые тонкие губы и не злое выражение лица, она могла быть даже симпатичной. И Рита невольно даже пожалела ее и постаралась заговорить с ней как можно мягче и очень вежливо.

— Будьте добры, скажите, пожалуйста, где здесь улица Дерех хаям? Мне нужен номер четырнадцать.

Женщина сначала продолжала идти молча, но потом все-таки остановилась и сухо ответила.

— Я тоже туда иду.

— А вы тоже на работу в детский сад устраиваться, — простодушно обрадовалась Рита и очень довольная зашагала рядом с ней. У нее сразу стало легче на душе, все-таки она будет не одна.

— Вы, наверное, тоже по объявлению в газете? — спросила она через некоторое время, чтобы завязать разговор. Неудобно же идти рядом молча. Но женщина не ответила, только еще больше поджала губы, хотя Рите казалось, что больше уже невозможно.

Ой, ну да, вдруг сообразила она, мы же, наверное, конкурентки, а я моложе, вот она и расстроилась, думает, что там меня скорее выберут. Здесь в Израиле они прямо помешаны на возрасте. В ульпане она слышала от женщин, что на работу хотят брать только молодых, но при этом подавай им опыт, даже если устраиваешься убирать. Одна рассказывала, что, когда она пришла в бюро трудоустройства и сказала, что ей тридцать восемь, девчонка, что там сидела посмотрела на нее прямо таки с изумлением и с недоверием спросила «И что, ты хочешь найти себе работу?»

— Знаете, она говорила со мной так, как будто мне, по крайней мере, семьдесят лет и я пришла на двух костылях и хочу работать, — с обидой рассказывала она.

— Это что? — дополнила ее другая. — Мне двадцать восемь, но мне уже тоже в двух местах отказали, потому что им надо помоложе.

Конечно, Рите в ее неполных девятнадцать нечего было бояться возрастного ценза и ей стало не по себе, что, может быть, вот из-за нее этой женщине откажут, а вдруг та отчаянно нуждается в работе. Но вообще-то, я тоже отчаянно нуждаюсь, подумала она в свое оправдание, но разговаривать ей перехотелось, и они молча дошли до нужного им дома.