– Это не обувь миссис Клемм и вообще не женская обувь. Здесь побывал мужчина… старик, у которого заплетаются ноги. Посмотри, как петляют следы.

– Выходит, это был мистер Джоунз! – не без раздражения бросила леди Джейн.

– Выходит. Он взял, что хотел, и унес… Куда?

– Ну и ладно… Знаешь, я совсем продрогла, давай на сегодня закончим.

Она встала, и Стреймер без возражений пошел следом; в хранилище действительно стоял невыносимый холод.

– Думаю, мне нужно будет как-нибудь составить каталог всех бумаг, – продолжила леди Джейн на лестнице. – А пока не пойти ли нам на прогулку, чтобы продышаться после этой пыли?

Согласившись, Стреймер отправился к себе за письмами, которые собирался отнести на почту в Тудени-Блейзес.

Леди Джейн одна сошла вниз. Стояла ясная погода, солнце, в лучах которого так ярко искрилась пыль в хранилище, лилось широким потоком в западное окно голубой гостиной, и на полу холла лежала полоса света.

Конечно, Джорджиана отлично ухаживала за дубовыми полами; если учесть, как много у нее обязанностей, оставалось только удивляться…

Леди Джейн отступила, как будто невидимая рука резко дернула ее назад. На гладком паркете виднелись пыльные отпечатки широких, без каблука туфель… они вели из холла к порогу голубой гостиной и пересекали порог. Джейн остановилась, и, в точности как было на чердаке, у нее похолодело внутри. Стараясь не наступать на следы, она потихоньку подобралась к голубой гостиной, шире раскрыла дверь и в ярком осеннем свете разглядела у стола фигуру старика, полупрозрачную и с сияющим контуром.

– Мистер Джоунз!

Сзади послушались шаги; это была миссис Клемм, которая несла сумку с письмами.

– Вы звали, миледи?

– Я… да…

Когда Джейн снова глянула в комнату, за столом никого не было. Она обернулась к экономке.

– Кто это был?

– Где, миледи?

Не отвечая, леди Джейн кинулась к вышитому занавесу, который, как в прошлые разы, слегка колыхался.

– Куда ведет дверь, что за занавесом?

– Никуда, миледи. Я хочу сказать, там нет двери.

Миссис Клемм последовала за ней; шаги экономки звучали часто и уверенно. Твердой рукой она подняла занавес. За ней оказалась грубо оштукатуренная стена: прямоугольник, очевидно, заложенный некогда кирпичом.

– Когда это было сделано?

– Заложили проход? Не могу сказать. На моей памяти так было всегда.

Женщины стояли, меряя друг друга взглядом, пока экономка не опустила постепенно глаза и не позволила упасть занавесу.

– В старинных домах много такого, о чем никто не знает, – произнесла она.

– В моем таких загадок должно быть как можно меньше.

– Миледи! – Экономка проворно перегородила Джейн дорогу. – Что вы делаете, миледи? – крикнула она.

Леди Джейн повернулась, чтобы направиться к письменному столу, у которого видела – или вообразила себе – согбенную фигуру мистера Джоунза.

– Собираюсь осмотреть эти ящики.

Экономка, побледневшая и неподвижная, по-прежнему преграждала ей путь.

– Нет, миледи… нет. Не делайте этого.

– Почему?

Миссис Клемм в отчаянии комкала свой черный шелковый фартук.

– Потому что… раз уж вы настаиваете… потому что здесь мистер Джоунз держит свои личные бумаги. Я знаю, что ему не следовало…

– Ах, так это мистера Джоунза я здесь видела?

Экономка уронила руки и молча разинула рот.

– Так вы его видели?

Этот вопрос она едва выговорила шепотом и, прежде чем леди Джейн успела ответить, заслонила руками лицо, словно спасаясь от ослепляющего света или запретного зрелища, на которое приучила себя не смотреть. Так, с прикрытыми глазами, она и скользнула через холл в дверь служебного крыла.

Леди Джейн проводила ее взглядом, а потом чуть трясущимися пальцами открыла стол, поспешно вынула оттуда все, что там лежало, а именно небольшую пачку бумаг, и с ними вернулась в зал.

Там ее взгляд упал на портрет грустной дамы в платье с короткой талией, которую они со Стреймером окрестили А-Также-Его-Супруга. Глаза дамы, в которых раньше не читалось ничего, кроме сознания собственной холодной красоты, словно бы исполнились внезапно мучительного внимания.

– Ерунда! – пробормотала Джейн, стряхивая с себя призрачное видение и поворачиваясь к входящему в комнату Стреймеру.

8

В пачке оказались все недостающие бумаги. Джейн со Стреймером поспешно разложили находку на столе и принялись жадно рассматривать. Там не было ничего особенно важного; ценность этих документов для долгой истории Линков и Крофтов едва ли была выше, чем их доля в общем объеме бумаг, хранившихся на чердаке. Однако же они заполнили пробел в семейной хронике, а также подтвердили предположение, что печальная красавица с портрета была супругой Перегрина Винсента Теобальда Линка, «в 1828 году скончавшегося в Алеппо от чумы», и этого открытия вполне хватило, чтобы обострить любопытство дилетантов, а также вытеснить из мыслей леди Джейн странный эпизод в голубой гостиной.

Вначале они со Стреймером молчали, методично изучая письма, каждый из своей кучи, но при просмотре одного из пожелтевших посланий у леди Джейн вырвался удивленный возглас:

– Как же странно! Опять мистер Джоунз… всегда и всюду он!

Стреймер поднял глаза от бумаг, которые сортировал.

– Тебе тоже попался? У меня кипа писем, направленных мистеру Джоунзу Перегрином Винсентом; последний, похоже, не вылезал из заграниц и вечно нуждался в деньгах. Карточные долги, надо полагать… ага, и женщины… история в целом неприглядная…

– Да? У меня письмо не к мистеру Джоунзу, но о нем. Слушай.

И леди Джейн начала читать:

– «Беллз, двадцатое февраля тысяча восемьсот двадцать шестого года… – (Это от А-Также-Его-Супруги к мужу.) – Мой дражайший господин, смиряясь, как, впрочем, и всегда, с ограничениями, налагаемыми моим злосчастным изъяном, лишившим меня удовольствия чаще пребывать в Вашем обществе, я, однако, теряюсь в догадках, какие мои провинности дали повод мистеру Джоунзу полностью лишить меня свободы, ссылаясь при этом на Ваше настоятельное приказание. Поверьте, милорд, если б со дня нашего бракосочетания Вы находили возможным проводить со мной больше времени, Вам стало бы ясно, что подобные меры излишни. Мне не дано, увы, счастья говорить с Вами и слышать голос, который в иных обстоятельствах я полюбила бы более всех прочих, однако, дражайший мой супруг, да будет Вам известно, что разум мой вполне здрав и, равно как и сердце, вечно жаждет Вашей близости и участия и что проводить день за днем, месяц за месяцем, без Вас, в огромном доме, общаясь только с избранными Вами слугами, – испытание незаслуженно суровое и участь поистине невыносимая. Я умоляла мистера Джоунза, который, видимо, пользуется неограниченным Вашим доверием, донести до Вас эти соображения, а также просьбу, которая будет последней, потому что в случае отказа я не стану ее повторять: дозвольте мне завести знакомство с немногими из Ваших друзей