наступил последний день октября, но утро выдалось холодное и ветреное, пошел мокрый снег. Однако после ланча сквозь плотную завесу облаков ненадолго проглянуло бледное солнце, и Сара Клейберн решилась сделать вылазку. Она любила ходить пешком, и в это время года ее обычная прогулка состояла из трех-четырех миль по дороге в долине и обратного пути через Шейкеров лес. В тот раз она, совершив обычный круг, шагала по подъездной аллее к дому, и ей попалась на глаза скромно одетая женщина, направлявшаяся туда же. Если бы вокруг не было так пустынно (осенью под вечер на дороге к Уайтгейтсу редко кого встретишь), миссис Клейберн вряд ли обратила бы внимание на столь неприметную путницу, но, поравнявшись с нею, к своему удивлению, поняла, что совсем ее не знает, а ведь хозяйка Уайтгейтса гордилась тем, что знает, хотя бы по виду, почти всех соседей в округе. Уже наступили сумерки, лица женщины было не разобрать, но (как позднее описывала ее миссис Клейберн) она была средних лет, некрасива и довольно бледна.

Миссис Клейберн поздоровалась и спросила:

– Вы идете в дом?

– Да, мадам, – ответила незнакомка.

В старые дни жители Коннектикутской долины распознали бы в ее голосе иностранный акцент, но нынче слух, привычный к разнообразию языков, его бы не заметил. «Нет, я знать не знала, откуда она, – всегда повторяла Сара. – Но меня поразило то, что это совершенно незнакомая мне особа».

Она вежливо спросила женщину, что ей нужно, и та ответила: «Повидать одну из девушек, только и всего». Ответ прозвучал вполне естественно, и миссис Клейберн, кивнув, свернула с аллеи в сад. Ни тогда, ни впоследствии она больше не видела незнакомку. Собственно, через полчаса случилось некое событие, полностью вытеснившее эту встречу у нее из памяти. У самой двери проворная и быстроногая миссис Клейберн поскользнулась на замерзшей луже, подвернула себе лодыжку и не смогла встать.

Конечно же, дворецкий Прайс и служанка Агнес, суровая немолодая шотландка, которую Сара получила в наследство от свекрови, отлично знали, что делать. Через мгновение они водворили госпожу на кушетку и вызвали из Норрингтона доктора Селгроува. Доктор прибыл, велел миссис Клейберн лежать в постели, сделал необходимые обследования, перевязку, покачал головой, глядя на больную лодыжку, и не исключил перелома. Однако при условии, что пациентка поклянется не вставать и, более того, не шевелить ногой, такого неудобства, как гипс, можно было избежать. Миссис Клейберн согласилась на это еще охотней после предупреждения доктора, что чем больше она совершит неосторожных движений, тем более долгий срок проведет потом в постели. Будучи натурой властной и энергичной, она была угнетена перспективой такого существования и корила себя за свою неуклюжесть. Но что случилось, то случилось, и она тут же решила воспользоваться этой возможностью, чтобы заняться счетами и ответить на скопившиеся письма. Итак, она покорно приготовилась терпеть.

– И вы не так много потеряете, если несколько дней не будете выходить. Начался снегопад, и, похоже, он зарядил надолго, – заметил, глядя в окно, доктор за сбором своих инструментов. – Раненько он нынче, но не век же длиться лету, – заключил он философски. У двери доктор задержался и добавил: – А что, если я пришлю из Норрингтона сиделку? Не для медицинского ухода, знаете ли; до моего следующего визита вам ничего особенного не потребуется. Но в снегопад здесь очень одиноко, и я подумал, может…

Сара Клейберн рассмеялась.

– Одиноко? С моими старыми слугами? Разве не помните, как много зим я с ними провела? Двое слуг здесь еще со времен моей свекрови.

– Все верно, – кивнул доктор. – В этом вам повезло как никому. Так, давайте посмотрим, сегодня суббота. Прежде чем делать рентгеновское исследование, нужно снять воспаление. В понедельник утром я первым делом поспешу сюда с рентгеновским аппаратом и оператором. Если понадоблюсь раньше, звоните.

На том доктор откланялся.

2

Сначала боль была несильная, но перед рассветом ногу прихватило не на шутку. Подобно многим здоровым и энергичным людям, миссис Клейберн не умела хворать. Не привыкшая к боли, она не знала, как ее переносить, и часы без сна и движения казались ей нескончаемыми. Агнес, прежде чем уйти, предусмотрела все для удобства госпожи. Она поместила поблизости кувшин с лимонадом и даже (миссис Клейберн впоследствии сочла это странным) настояла на том, чтобы принести дополнительно поднос с сэндвичами и термос с чаем. «На случай, если вы ночью проголодаетесь, мадам».

– Спасибо, но такого не бывает, чтобы мне ночью захотелось есть. Сегодня точно не захочется… только пить. Похоже, у меня поднялась температура.

– Есть лимонад, мадам.

– Лимонад годится. Остальное убери, пожалуйста. – Сара терпеть не могла, когда у нее в комнате оставалась ненужная еда и «портила вид».

– Очень хорошо, мадам. Но вам…

– Пожалуйста, забери, – с раздражением повторила миссис Клейберн.

– Слушаюсь, мадам.

Но, когда Агнес отошла, хозяйка расслышала стук подноса, который служанка осторожно опустила на стол за ширмой, загораживавшей дверь.

«Упрямая как осел», – подумала миссис Клейберн, которую, однако, тронула настойчивость старой служанки.

Убежавший сон не возвращался, и долгим темным часам не виделось конца. Как же медлительны рассветы в ноябре! «Жаль, ногу надо беречь», – сетовала она.

Миссис Клейберн лежала неподвижно и прислушивалась, ожидая, когда начнут ходить слуги. В Уайтгейтсе было принято вставать рано, госпожа сама подавала всем пример; еще чуть-чуть – и придет кто-нибудь из служанок. Миссис Клейберн хотела вызвать Агнес звонком, но не стала. Служанка поздно легла, кроме того, наступило воскресенье, когда слугам разрешалось поспать подольше. Хозяйку осаждали беспокойные мысли: «Сдуру я не позволила ей, как она хотела, оставить у постели чай. Интересно, смогла бы я подняться и взять поднос?» Но, помня предостережение доктора, она продолжала лежать. Лучше вытерпеть что угодно, только бы не продлилось заточение…

Ну вот, пробили часы на конюшне. Как громок был их звон в снежной тишине! Раз… два… три… четыре… пять…

Что? Всего лишь пять? Придется терпеть еще три с четвертью часа, прежде чем повернется ручка двери… Вскоре миссис Клейберн снова забылась беспокойным сном.

Ее пробудили конюшенные часы, зазвонившие вновь. Она прислушалась. Тьма в комнате оставалась густой, и прозвучало только шесть ударов… Миссис Клейберн подумала, не почитать ли вслух стихи, чтобы прогнать бессонницу, но с поэзией она была мало знакома, а другие обычные приемы не шли на ум, потому что обыкновенно не требовались. Нога до самого бедра налилась свинцом. Повязка немилосердно жала – должно быть, лодыжка распухла… Миссис Клейберн вглядывалась в темные окна, ожидая, когда забрезжит рассвет. Наконец сквозь ставни просочились бледные лучи. Между кроватью и окном один за