как изображён предмет. Чем больше выдвигается на первый план субъективная артистичность (которая в прежние эпохи не имела столь большого значения, как в Новое время), тем больше внимание концентрируется на способах изображения. Такое субъективное артистическое начало способно восполнять собой недостаточную объективную выразительность предмета. Оно способно выявить истину и красоту даже в предметах, по видимости незначительных. Если в XV веке объективная красота предмета имела первостепен ное значение, то в позднейшее время она уже не имеет его, – напротив, преимущественным предметом искусства становится и обыденное, и безобразное.

Пример из области морали: адвокату нужно больше мастерства и таланта, чтобы защитить ложное положение, чем для того, чтобы защитить правду.

Другой пример: Бальзак, говоря о любви куртизанок, замечал, что человек стремится найти красоту и поэзию не там, где она очевидна, а там, где найти её трудно.

Таким образом, выходит, что может существовать хорошая форма при плохом содержании? Но это лишь кажущееся противоречие.

Во всех тех случаях, когда в произведении искусства субъективный элемент преобладает над объективной сущностью изображённого, мы, в конечном счёте, всё же обнаруживаем приоритет той же объективной сущности, только в ином плане. Изображение связано с восприятием данного предмета. Восприятие, т. е. сознание, всегда обусловлено объективной действительностью. Но можно воспринимать предмет, не поднимаясь над ним, так что он заслоняет в сознании субъекта всё остальное, а можно воспринять его во всех связях и опосредствованиях. В последнем случае воспринимающий субъект обладает должной широтой взгляда. Широта взглядов, как считал Добролюбов, отличает ясное сознание от затуманенного. Сознание может слепо подчиняться предмету, но может и оценивать его, поднимаясь над ним.

Но ведь те широкие перспективы, которые открыты ясному сознанию, создаются историей. От хода истории зависит возможность для чело века объективно и широко оценивать факты. (Пример высокой степе ни широты и объективности – марксистская теория.)

Гончаров создал обобщающий образ Обломова, противопоставив ему Штольца. Но он не ограничился тем, что дал критическую оценку Об ломова с точки зрения Штольца. Если бы это было так, то правы были бы те социологи, которые считали Гончарова «идеологом обуржуазив шегося дворянства». Но Гончаров проявляет в романе бóльшую широту взгляда, чем его положительный герой Штольц.

Пример из современности. В некоторых неудачных литературных произведениях делаются попытки возвести на степень положительного, высоко значимого явления факт усвоения людьми поверхностной банальной накипи культуры, её верхушек – знание цитат, примитивный ин терес к поэзии и пр. («Джиоконда» Погодина173). Такие писатели не сумели подняться над фактом и показать его так, как он того заслу живает, т. е. сатирически.

Если художник создаёт «хорошую форму при плохом содержании», то это значит, что он нашёл такую – более высокую – точку зрения, с которой данное отрицательное явление выглядит лишь как часть другого, более широкого, заслуживающего идеальной оценки. Отсюда поиски прекрасного в некрасивом. Отрицание отрицания – метод раскрытия жизненной истины в произведении искусства.

Всякое ли отрицательное явление возможно оценить с более высо кой точки зрения так, что оно будет увидено как часть положительного?

Зерно, прорастая, отрицает своё первоначальное состояние. В результате возникает новое положительное качество. Если же зерно не посеяно, а просто растоптано, – это тоже отрицание, однако положительного качества не создаётся. Правда, встав на более высокую точку зрения, можно сказать, что ничто в природе не пропадает. Тем не менее, различие между двумя этими формами отрицания – очень существенное. Во втором случае положительный результат получается лишь косвенно, зерно не участвует активно в этом результате. Окупающее, прямое, истинное отрицание отрицания мы имеем лишь в первом случае, несмотря на то, что в общем круговороте материи и второй случай даст на какой-то отдалённой стадии некий положительный итог.

Внутри периодов «неклассических», периодов упадка, могут быть явления в своём роде классические, по определению Белинского; такие произведения имеют свои субстанциональные достоинства, но ограниченные тем течением, с которым они непосредственно связаны (пример: поэзия А. Блока, связанная с культурой упадка). Задача критики по отношению к таким произведениям – выявить, на основании их субстанциональных достоинств, их общую ценность. Это и есть применение исторического принципа ко всем художественным школам. Отсюда и исходила добролюбовская «реальная критика», переходившая от анализа произведения к анализу жизненных фактов, вызвавших его.

Не одна только широта взглядов, могущая быть расширена до бесконечности, определяет достоинство произведения. Очень часто оно требует даже известного сужения кругозора.

2 мая 1939

Что представляет собой то истинное в объективной жизни, отражением которого является истина искусства?

Истинное содержание искусства – это прежде всего конкретное содержание.

Абсолютная ложь в искусстве невозможна. Нет такого искажённого, абсурдного изображения, в котором бы не было какой-то доли правды. С другой стороны – нет такой сложной, противоречивой, противоестественной жизненной ситуации, которую искусство, как и вообще чело веческое сознание, не могло бы верно отразить.

Остановимся на первом положении. Пример: религиозное искусство. Оно является слепком, отражением того подавленного человеческого сознания, каким оно было в определённый исторический период.

Маркс, говоря о товарном фетишизме, указывает на то, что ряд явлений, неизбежно сопутствующих развитию капитализма, порождает в умах людей иллюзии. Эти иллюзии (обожествление товара) по суще ству ложны, но вместе с тем своеобразно отражают, преломляют подлинные реальности жизни.

Сознание всегда есть осознанное бытие. Искажённое сознание является, как правило, следствием ненормальностей бытия, хотя вы дающиеся умы могут подняться над ними, не подчиниться им и дать им правильную оценку (пример такого интеллекта – Маркс). Мера истинности той или иной теории заключается как раз в том, насколько эта теория сама стои́т выше рассматриваемых ею фактов, насколько она свободна от подчинения стихийному воздействию этих фактов.

Прошлое человеческого общества чрезвычайно богато такой «реальной фантастикой», как товарный фетишизм, религия и пр. Всё это – извращения действительности. Одни художественные произведения отражали их, подчиняясь им, делая слепки извращённой действитель ности. Другие – отражали их, поднимаясь над ними, подобно Марксу.

Гегель говорит, что часто какой-либо предмет или явление не соответствует своему понятию (хотя абсолютного несоответствия здесь быть не может). Так, например, по Гегелю дурной человек не вполне соответствует понятию «человек». Таким образом, истинное – это первичное начало, а ложь существует как отклонение от него.

По выражению Маркса, разум существовал всегда, но не всегда в разумной форме174.

В тех случаях, когда мы имеем правдивое изображение «неправди вой» действительности, необходимо, чтобы это изображение опиралось, в конечном счёте, на правдивую действительность. Т. е. искажённое явление должно быть рассматриваемо в таких связях и опосредствованиях, чтобы оно выглядело лишь частью какого-то более широкого контекста, являющегося