— Валер, походу дело обстоит еще хуже, чем я предположил. Вертак нужен. Срочно!

— Щас все будет. Выходите!

Врываюсь в комнату, и на всякий случай первым делом проверяю старику пульс. Слабый очень. Но еще есть.

Вижу, как Соню трясет. Ловлю ее руку, и прикладываю к запястью отца:

— Он жив, Сонь! — пытаюсь ее в себя привести. — Все будет хорошо, слышишь?!

Я будто в бреду. Плохо соображаю, что вокруг происходит. Больничный запах вызывает тошноту. Хотя мутит меня и без него.

Рома водит меня за ручку, как маленькую. Кажется, мы даже на вертолете полетать успели. Но все, что меня сейчас интересует, это:

— Что с папой? — наверно уже в сотый раз выдавливаю я.

— Все с ним будет хорошо, Сонечка, — Рома поглаживает мою ладонь, выводит из кабинета в коридор. — Подожди меня здесь, малышка. Я только переговорю с доктором и выйду к тебе. Хорошо?

Киваю обессиленно. Что случилось? Почему папе стало плохо? Он вроде не присутствовал при разборках, и я была уверена, что он спит. Молилась, чтобы это было так, и он не услышал того, что творилось внизу. В том числе оскорблений, которыми сыпал в мой адрес Гена.

Тогда почему мы теперь в больнице? А папа всю дорогу до нее ни разу не пришел в себя?

— Вот ты где, бесстыжая девка! — слышу мамин голос и вздрагиваю, когда она ловит меня за локоть и увлекает за собой.

Мы оказываемся на лестничном пролете, и она воинственно складывает руки на груди:

— Ты что вытворяешь?! — ее голос звенит у меня в ушах.

— О чем ты?

— Обо всем, Софья! Ты только посмотри, что ты наворотила! Мужики на пустом месте подрались из-за тебя! Рома с Галей порвать порывается, из-за этих чертовых денег. И с кого все это заварилось?! Всего-то надо было мужа своего ублажить, как порядочной жене полагается! Да только знали бы мы, какая ты на самом деле, — она недовольно качает головой. — Стыдоба-то какая! Это ж надо! А мы с Галкой думаем-гадаем, чего это ты мужа к себе не подпускаешь, советы ему даем, как ему, так сказать, жизнь супружескую наладить, а она вон че?! Ноги перед каждым встречным-поперечным раздвигает — так конечно до мужа уже дела не останется!

— Ничего я не раздвигаю, — мямлю, едва ли не оглушенная всеми этими обвинениями. — Мам, я ведь из дома даже толком не выхожу…

— Как же, не выходишь?! — фыркает она. — Вот теперь я и сомневаюсь, что там за копеечные такие подработки, куда ты бегаешь бесконечно. Небось так и зарабатываешь! Над нами наверно твоими стараниями уже вся деревня за глаза потешается!

— Почему ты веришь это наглой клевете. Гена же со зла просто…

— Да может я и не поверила бы, — она грозно выгибает бровь, пресекая мои вялые оправдания. — Если бы своими глазами не видела, как ты к жениху сестры клеишься, бесстыжая!

— Чего? — у меня даже сил отпираться нет. Да и разве попрешь против правды?

— Сколько раз говорила, ты — девочка-катастрофа, — укоризненно цокает языком мама. — Но если уж о сестре не думала, то хоть об отце бы позаботилась! Его же прихватило явно с того, что он услышал, какая ты оказывается гулящая!

Хватаю ртом воздух, будто получив еще один удар по лицу.

— А он в тебе души не чаял! А ты вон как ему отплатила…

— Мам, это же неправда, — сквозь слезы выдавливаю я.

Хоть и понимаю, что она права, но мне отчаянно необходимо, чтобы кто-нибудь сейчас снял с меня обвинение, что я едва ли не до смерти отца своего довела, поведением своим развязным.

Земля норовит уйти из-под ног, и я уже себя не помню, когда мама снова подхватывает меня под локоть и настойчиво утягивает за собой вниз по лестнице:

— Я тебе такси вызвала, — на удивление успокаивающе говорит она. — Поезжай домой. Родов дождись. А там глядишь и с мужем помиришься, я покумекаю с Генкой. И отцу может получше станет. И у Галки все наладится. Роману просто остыть нужно. Это он явно назло, оттого что мы всем скопом к нему в дом завалились.

— Папе получше станет? — хватаюсь я как за соломинку в ворохе этой информации.

— Ну а чего бы не стало? Он вон, стараниями Романа в лучшей клинике страны! — заверяет меня мама. — Да и если еще ты перед глазами у него, как напоминание своих бесстыжих поступков, мелькать не станешь, то точно быстро на поправку пойдет.

Пойдет на поправку. Да. С папой просто обязано все быть хорошо. Иначе я не выдержу этого чувства вины…

Под натиском маминых рук опускаюсь в такси, и прикрываю глаза, в надежде, что сейчас просто проснусь и все это окажется кошмарным сном.

Прихожу в себя только когда меня едва не начинает подкидывать на кочках, что уже прямо у моего дома. Разбитая деревенская дорого быстро приводит меня в чувства. Кажется, даже мозги наконец начинают включаться в работу.

Я ведь ожидала такого исхода дел. Больше всего боялась, что папе из-за меня плохо станет. И вот стало. Скажем, сейчас я нахожусь чуть ли не в самом худшем из предполагаемых мною сценариев…

Утираю рукавом мокрое лицо, и выхожу из такси.

И что? Неужели я рисковала здоровьем отца, чтобы вернуться туда, откуда начинала?

Смотрю на свой старый дом, и будто не узнаю. Кажется, я здесь была не пару дней назад, а целую жизнь назад. Так что это не дом изменился, я — другая.

Может доля того, что сказала мама и правда. Может действительно все из-за меня. Да только я за эти странные дни поняла кое-что важное…

Даже если Рома сейчас и правда, как предположила мама, остынет и решит помириться с Галкой. У меня должна остаться я! А Рома мне наглядно показал, какой любви я заслуживаю. И гена в этот шаблон никак не вписывается.

Вхожу в дом, и первым делом направляюсь к буфету, где в нашей семье хранятся все документы. Отыскиваю свое свидетельство о браке, и возвращаюсь на улицу, где очень кстати почему-то все еще стоит машина.

Даже если Роме я буду не нужна, даже если меня сожрет чувство вины за папу, то одно я для себя поняла совершенно точно и бесповоротно: лучше уж никакого брака, чем такой!

В конце концов худшее произошло, и Гена исполнил все свои угрозы. Теперь мне только остается надеяться, что папа оставит мне еще немного времени, чтобы рассказать, как все обстоит на самом деле: покаяться и получить прощение.

Уже оказавшись внутри машины вдруг понимаю, что я обозналась, и это вовсе не мое такси. С губ невольно срывается болезненный стон и я понимаю, что теперь уже поздно пытаться что-либо изменить.

Выхожу из кабинета, после весьма насыщенного общения с врачом, и не нахожу в коридоре Соню.

Не понял? Я же ясно сказал здесь ждать! Черт. Меня начинает маленько ломать от неприятного предвкушения, хоть я и понимаю, что для нервозности повода пока нет. Доктор дал весьма обнадеживающие прогнозы, но боюсь, что эта девочка успела надумать себе невесть чего, а под гнетом чувства вины еще не известно, на какие глупости способна.