«Ну, вот, еще и собственный историк появился! Это просто кошмар какой-то! И дедушка у него из профессиональных агитаторов» – подумал Алексей, но не сказал ничего, тем более на камеру. Подошла Катя, которой представили Нину Васильевну. Та, правда, поправила Алексея, что у нее теперь другая фамилия, Воробьева, но это не имеет большого значения.

– А вы совсем не изменились, Алексей Николаевич.

Полковник улыбнулся и на ухо сказал Нине Васильевне, что за одиннадцать месяцев, которые прошли с того момента, как они расстались, это достаточно сложно сделать. Нина Васильевна рукой прикрыла губы, она об этом и не подумала.

Гостья с интересом рассматривала интерьеры дома, умиленно пыталась навести контакты с Владиком и Настей, погугукала с Дмитрием, которому было три месяца. Оператора и корреспондента Алексей дальше ворот не пустил, отправил устраиваться в гостевой дом, пообещав зайти чуть позже. Нина Васильевна продолжала свой рассказ о том, как прошли эти 73 года. Она после войны получила приказ разобраться с теми лекарствами, которые доставлял в отряд Алексей, и на этом создала собственную научную школу. Защитилась и даже была избрана в членкоры АМН. Там же познакомилась со своим будущим мужем, он выдающийся гематолог, академик. Вместе они давно, с конца сороковых. Двое детей, внуки. Но у нее в памяти прочно сидел образ кокона, который охватил ее у Волчьего ручья, восстановил оторванную нижнюю конечность и широчайшие ожоги от немецкого ранцевого огнемета. Она военврач из Бреста, одна из защитниц Брестской крепости. Всю свою жизнь она мечтала добраться до этого места и изучить как это делается. «Профилактический осмотр» дал ей отменное здоровье, существенно уменьшил процессы старения в тканях, и, несмотря на возраст, она полна сил и желания найти этот источник долголетия. И не для себя. Для науки.

Скрывать уже было нечего. Поезд уже ушел, но о теплых шариках Алексей так и не рассказал. И вообще не хотел никому давать эту информацию. Лавинообразные изменения, которые постигли Землю, не слишком понравились полковнику. Он понимал, что является единственной причиной кардинального изменения истории. С Екатериной они уже не раз перетирали этот вопрос. Выводы, к которым они пришли, говорили о том, что воздействие они оказали слишком сильное, не продуманное до конца, но которое затронуло миллионы людей сразу, и миллиарды потом. Подвело обстоятельство, что пока он «тренировался на кошечках», утаскивая из-под носа богатеев ненайденные и неоткрытые алмазы из копей Южной Африки, это было одно. Это затрагивало очень узкий круг людей. Да, их называют «вершителями судеб», «всемирным правительством», но реально их воздействие на историю человечества минимально. Не они открывают законы физики, химии, экономики. Они только вкладывают деньги в рост под возможность получить сверхприбыль. И все. На этом их роль в истории заканчивается. Лишь немногие из них делают что-то большее, чем дача ссуды под процент. А вот история с бобрами, да еще в жесткой мафиозной форме, нанесла оглушительный удар по «новому свету». Худо-бедно, но в этом принимало участие несколько десятков миллионов человек только в Америке, большая часть которых были индейцами, которых впоследствии осчастливили оспенными одеялами, картечью и пулями в виде дивидендов. Это самое дно проблемы, они с этих бобров практически ничего не получали: новую пачку пороха и свинец. А дальше начинал раскручиваться механизм извлечения сверхприбыли, и оставшиеся 99–98 % дохода оседали не в Америке, а в Англии и Франции. Причем доля Англии была больше. Именно поэтому назрела необходимость той войны, которую пытался предотвратить Алексей. Речь шла о Канаде и канадских бобрах, Англия военным путем хотела избавиться от конкурента и захватить основной источник дохода. После исполнения желания срочно потребовались паруса, чтобы доставить желанную добычу в Европу, тут и появился «летающий челнок», который воздухом перебрасывали с одного края полотна на другой. И началась техническая революция, причем, заморские колонии оказались в исключительном положении: там существовали свободные посевные площади. Почти свободные, немного мешали индейцы. Но бум, денежный, уже переместился! Срочно требовался хлопок! Нужна была парусина, не хватало нитки для челнока. Делов куча! Индейцев к ногтю, негров на плантации, а денежки в сундучок. Так было! До того, как начисто был перекрыт интерес к меху водного грызуна. Прибыли он не давал. Индейцы откочевали от белых, а белые остались без того фунта стерлингов, который давала перепродажа шкурки в Европу. А белых в то время в Америке практически не было, и они полностью зависели от того, что пришлет метрополия. А за что слать? Выжили только плантаторы на юге, которые выращивали традиционный сахарный тростник. Впоследствии начали выращивать зерно, виноград, пасти стада и заняли нишу той самой Австралии, которая кроме шерсти, баранины и мокросоленых шкур на рынок ничего не поставляла. Более склонные к сельскому хозяйству французы оказались наверху местной олигархии, а застарелая вражда между королями Англии и Франции привела к тому, что английских колоний в Северной Америке практически не осталось. Франция получила возможность сбрасывать избыток населения туда. Произошла задержка во французской революции, и заморская колония смогла добиться независимости именно в момент, когда назрела революционная ситуация в самой Франции. Пятидесятилетняя задержка сыграла на руку России, которая в той истории оставалась феодальным государством до 1861 года, а реально значительно дольше. В этой истории присоединение Восточной Пруссии послужило толчком к развитию капитализма в России, и 1825 году первая русская революция увенчалась успехом. Затем последовал откат, и даже восстановление монархии, конституционной, но в результате II Мировой войны к власти пришли большевики. Первая мировая была 1850 году. То есть, как и говорил ИСКИН, наблюдалось снижение эффекта и возвращения к реальной истории, с незначительной разницей по годам. Война 1941–1944 годов шла в рамках III мировой войны.

Большую часть этого рассказал тот самый журналист, который не преминул пробиться в большой дом, и принял участие в ужине, организованном двумя женщинами. Ужин был прерван появлением «кержацкой кавалерии»: Алексей при появлении вертолета передал в бывший поселок Северный информацию о том, что у них «гости». Для организации постоянной связи пришлось располагать ретранслятор на вершине одной из сопок, и еженедельно возить туда свежие батареи. Вот только и они скоро должны были «кончится». Возможности продлить им срок эксплуатации не было. Сами на себе испытали рецессию, цивилизационный откат, когда нет возможности поддержать имеющийся уровень цивилизации.

– Господи! Женька! Живой! – подскочила и заплакала Нина Васильевна. – А Сережка умер не так давно. Да ты же и не знаешь! Сын у нас был, а внук его здесь! Я – сейчас!

Она накинула свою куртку и, как была, в тапочках побежала на мороз в соседние дома. Вернулась с мужичиной лет сорока пяти-пятидесяти, практически ровесником Женьки.

– Женя, это твой дед! Тоже Женя. – двое мужиков пожали руки, недоверчиво осматривая друг друга. Внучок был выше деда, крепче сложен и более недоверчив. В бабушкины сказки он не сильно верил.

В конце вечера Алексею пришлось огорчить Нину Васильевну, что ее мечта неосуществима, что спасательная шлюпка улетела, связи нет, и нет возможности пересекать пространство и время за неимением транспорта.