Почти истерически взвизгнули пушки Капитолия. Я наблюдал за всем этим, сам под угрозой гибели, и мне начинало казаться, будто я вижу смертельную схватку двух примитивных монстров, сражающихся в далеком прошлом Земли.

Выстрелы из Капитолия следовали один за другим, но без всякого результата снаряды отскакивали от боков Левиафана. Он попросту не замечал их.

Затем две верхние башни Левиафана пришли в движение. Жерла орудий были направлены теперь на большой белый купол, отражающий зарево пылающих вокруг пожаров.

Дважды прогремели орудия Левиафана, один выстрел сразу вслед за другим. Первый снес напрочь крышу. Второй превратил стены в груду развалин, и Капитолий замолчал. Гигантское металлическое чудовище вновь покатило вперед. Прожектора шарили повсюду, как будто он высматривал еще какого-нибудь наглеца, осмелившегося бросить ему вызов.

Наконец Левиафан покатился по пылающим руинам. Оттуда донеслись крики людей, которых перемалывали огромные колеса, давило металлическое чудовищное брюхо. Он проехался по развалинам и остановился, точно решил немного потоптаться на костях своей жертвы. Один за другим погасли его огни. Начинал заниматься день.

Теперь Левиафан воистину превратился в торжествующего зверя.

По забавной иронии судьбы случилось так, что именно мисс Перссон возглавляла отряд «кротов», освободивших нас из лагеря. Когда я, позабыв обо всем, неподвижно смотрел на Левиафана, до моего слуха донесся голос, окликавший меня по имени. И вот я вижу ее: она высунулась из люка и машет мне рукой.

– Доброе утро, мистер Бастэйбл! Я уж думала, что мы потеряли вас.

Я резко обернулся. Я чувствовал себя очень усталым.

– Все кончено?

– Вполне возможно, что так. Согласно последней радиограмме, австрало-японский флот снова показал спину. Они получили по своим каналам связи сообщение о том, что Вашингтон находится в наших руках. Предполагаю, теперь они готовы вести с нами переговоры о мире. Через неделю выступаем на юг. За месяц необходимо освободить все Соединенные Штаты.

Впервые подобное заявление не вызвало у меня сарказма. После того, как мне довелось стать свидетелем чудовищной жестокости белых, я полагал, что сейчас планы Гуда действительно означали освобождение черных.

– Благодарю вас за то, что спасли мою жизнь, – сказал я.

Она улыбнулась и отвесила мне легкий поклон.

– Вот и пришло время отдать вам мои долги, – она бросила взгляд в ясное холодное небо. – Как вы думаете, мистер Бастэйбл, будет сегодня снегопад?

Пожав плечами, я потащился к металлическому «кроту».

– Прокатите меня немного, мисс Перссон.

– С удовольствием, мистер Бастэйбл.

* * *

Ну вот, Муркок, примерно так выглядит финал моей истории. В течение всего первого года, который генерал провел в Соединенных Штатах, я оставался на службе у Гуда. Было еще несколько довольно кровопролитных сражений, особенно на юге, как мы и ожидали. Хотя как раз там встречались такие районы, где белые и черные продолжали сосуществовать в полном согласии. Далеко не все методы Гуда вызывали у меня оптимизм. С другой стороны, в обращении с побежденными он никогда не проявлял несправедливости и ни разу больше не доходил до той ожесточенной ярости, какую проявил в Вашингтоне. Да, Гуд вовсе не был «добреньким». На его руках налипло предостаточно крови. Но в своем роде он был справедлив. Поначалу я невольно вспоминал о Вильгельме Завоевателе и о той бесцеремонной откровенности, с какой он захватил Англию в XI веке.

Кроме всего прочего, мне пришлось принимать участие в публичной казни через повешение «президента» Пенфилда. Его обнаружили в тех самых сточных каналах, где некогда прятались мы. С ним казнили его приверженцев, включая «Бомбардира» Джо Кеннеди. Это зрелище приятным никак не назовешь, особенно потому, что Пенфилд и многие другие отнюдь не проявляли мужества перед лицом смерти.

Едва только утвердив свою власть, Гуд применил свои оборонные машины для мирных целей. Были созданы такие большие плуги, чтобы цеплять их к «броненосцам», что позволяло за несколько минут приготовить для посева целое поле. Воздушные корабли применялись повсеместно для доставки продовольствия в те районы, где в них была нужда. И один только Левиафан не находил себе применения. Он оставался там, где находился наутро после битвы за Вашингтон – немым символом победы Гуда. Позднее чудовище, если это потребуется, вновь будет применено в бою, но Гуд счел политически правильным на некоторое время оставить его на прежнем месте. И в этом генерал, несомненно, тоже был прав.

В этот период состоялись переговоры с Австрало-Японской Федерацией, во время которых было достигнуто соглашение о перемирии. Втайне Гуд был уверен, что это всего лишь временная передышка и что Австрало-Японская Федерация, однажды отказавшись от своей политики изоляции, в будущем вновь может осмелиться на попытку нападения. Это была еще одна причина для того, чтобы оставить Земного Левиафана «на месте преступления», поскольку переговоры проходили в Вашингтоне. Он взирал на нас сверху вниз своими чудовищными глазами, покуда мы сидели за столом переговоров. Мои личные воззрения не вполне совпадали со взглядами Гуда. Я бы счел за лучшее показать нашим партнерам по переговорам, что мы не представляем никакой угрозы их безопасности, поскольку О'Бин, в конце концов, все еще работал на них, однако же Гуд заявил, что в будущем у нас будет предостаточно времени для демонстрации доброй воли и теперь нам ни в коем случае нельзя позволять им думать, что они имеют возможность второй попытки разгромить нас, в то время как мы ни о чем не подозреваем. Президент Ганди не поддержал бы этого, но я в конце концов признал логичность точки зрения генерала.

В течение этого года я совершил поездку в Бантустан, чтобы забрать оттуда груз продовольствия и медикаментов, поскольку потребуется немало времени, прежде чем Америка сможет обеспечивать себя самостоятельно. Союз между Ганди, человеком мира, и Гудом, Черным Аттилой и прирожденным полководцем, выглядел достаточно своеобразным, однако он был вполне эффективен, поскольку оба политика испытывали большое уважение друг к другу.

В свободное время, которого у меня оставалось немного, я составлял эти «мемории» – преимущественно для Вас, мистер Муркок, поскольку не могу отделаться от чувства вины перед Вами. Если Вы сможете их опубликовать – в том случае, если Вы их вообще прочтете – что ж, тем лучше. Можете выдать их за роман.

Я проводил немало времени в обществе мисс Перссон, но она оставалась для меня в высшей степени загадочной женщиной. Я попытался завести с ней разговор о моих прежних приключениях в эпохе другого будущего, она вежливо выслушала меня, однако ничего так и не сказала. Тем не менее я все-таки вытянул из нее правдами и неправдами признание в том, что она, как и я, путешествует сквозь время и оказывается в различных «альтернативных» мирах. Я пламенно надеялся на то, что в один прекрасный день она сдастся и все же поможет мне возвратиться в мой собственный мир. Стало быть, как-то раз я вручил ей свою рукопись и рассказал о Вас и о Долине Утренней Зари; я объяснил ей, как мне важно, чтобы Вы получили эту рукопись и смогли ее прочитать. Все остальное мне оставалось препоручить ей. Вполне возможно, что мое предположение касательно нее является полным заблуждением, но я так не думаю. Я даже спрашиваю себя, какова доля ее ответственности в успехе Гуда.