Опустив голову, Ратха побрела навстречу слезящимся зеленым глазам, блестевшим в темноте над смутными очертаниями тела стадного животного. Запах серой вновь обрушился на нее, обступил со всех сторон, заставляя чувствовать себя пленницей. Старая самка с ворчанием ухватилась за шею животного. Ратха молча взялась за холку и потащила дичь вместе со своей напарницей.

Каждая стая сваливала свою дичь на залитую лунным светом поляну и отправлялась за новой убоиной.

Остаток ночи Ратха таскала добычу Безымянных с луга в чащу леса. К тому времени, когда первые лучи рассвета просочились сквозь кроны деревьев, у Ратхи ломило зубы, онемела шея и горели огнем содранные в кровь подушечки на лапах. Она возненавидела привкус грубой жирной шерсти и мертвую тяжесть убоины, оттягивавшей ее пасть. Все в ней восставало против того, чтобы покорно таскать чужую добычу.

Утро было уже в самом разгаре, когда стая закончила перетаскивать зарезанный скот на поляну. Ратха вырвала зубы из шеи пестроспинки, и голова лошадки безжизненно упала на землю.

Пошатываясь, Ратха отошла в тень под скрюченной сосной и обессилено повалилась в траву. Мерзкая старуха подошла и уселась рядом с ней, но Ратха слишком устала, чтобы прогонять ее. Уронив голову на лапы, вдыхая горьковатый запах хвои, скрывавшей землю под деревом, Ратха смотрела, как разбойники собираются на пиршество. Некоторые из них набросились на еду сразу же, как только принесли первые туши. Теперь и остальные, проголодавшиеся и все еще распаленные жестокой резней, сгрудились над добычей, шипя и рыча друг на друга и на каждого, кто хватал лучший кусок.

Тяжелый запах мяса ударил в нос Ратхе, когда охотники принялись рвать трупы, пожирая внутренности. Но сейчас этот запах вызывал у нее отвращение, убивая последние остатки аппетита. После того, как она всю ночь напролет таскала мертвые тела, насквозь пропитавшись их вкусом и запахом, ей было противно даже думать о том, чтобы есть их. Ратха с тоской подумала о жилистых болотных землеройках, которых она когда-то ловила на земле Костегрыза.

Новая группа приблизилась к толпе жрущих разбойников и отогнала облезлую стаю от трупа кобылы. Бросив взгляд на новоприбывших, Ратха заметила среди них черную самку и старого калеку, которых видела в пещере под скалой совета. Значит, это были члены совета и те, кто подготовил набег. Костегрыз тоже был среди них.

Вожаки Безымянных принялись за еду. Ратха видела, как черная самка положила лапу на бок и ребра кобылы. Ее плечи напряглись под черной шкурой, когда она вгрызлась мордой в разорванное брюхо добычи. Остальные с не меньшим аппетитом набросились на еду, и только Костегрыз никуда не торопился. Он ждал, пока калека насытится, а затем нехотя занял его место. Только тогда он немного поел, но Ратха видела, что он делает это через силу Она помнила его выступление на совете в пещере и понимала, что ему противна эта бессмысленная резня. Безымянные не могли позволить себе такого расточительства, даже в сытое время.

Она подняла голову, надеясь поймать взгляд Костегрыза. Сердце судорожно билось у нее в горле, она разрывалась между надеждой и гневом. Раз или два Костегрыз, не переставая жевать, приподнял морду, словно почувствовав на себе чей-то взгляд. И каждый раз Ратхе мучительно хотелось окликнуть его, но ее удерживала осторожность. Но вот Костегрыз поднял голову и посмотрел на нее поверх развороченного бока кобылы. Ратха вскочила, задыхаясь от волнения, но он отвернулся, словно чего-то устыдившись.

Несколько мгновений она стояла в оцепенении. Потом медленно легла на свое место, уронила голову на лапы и уставилась на сухую хвою, сбившуюся в кучу на земле. Когда Ратха снова подняла голову, Костегрыз уже ушел.

Много дней Безымянные оставались на поляне, нежась под хилым зимним солнцем и объедаясь убоиной. Ратха вместе с остальными членами своей стаи стояла на страже, охраняя поляну от возможного набега пастухов племени. Но никто на них так и не напал. Ратха знала, что это означает. Ее племя было слишком ослаблено и подавлено, чтобы вынашивать мысли о мщении.

Она ела мало и старалась держаться подальше от звуков и запахов этого пиршества. Ее стали беспокоить непривычные ощущения в животе — слабые боли, тяжесть и странные колышущиеся движения, будто кто-то шевелился у нее внутри. Она заметно округлилась, ее соски приобрели болезненную чувствительность. Поначалу все эти ощущения были едва заметны, и Ратха не обращала на них внимания. Но дни шли за днями, Безымянные то совершали набеги, то пировали, ночи становились холоднее, и вскоре ее беременность стала бросаться в глаза, вызывая вопросительные взгляды окружающих.

Ратха догадывалась, что понесла не вовремя. Если Безымянные самки ничем не отличаются от племенных, то они спариваются ранней весной и приносят потомство летом.

«Я опять все сделала неправильно!» — с тоской думала Ратха, стоя под проливным дождем в ожидании нападения, которого, как она прекрасно понимала, никогда не будет.

Она даже котят не сумела зачать вовремя! Теперь они появятся на свет слишком рано, до того, как она сможет уйти от Безымянных. Но даже если она уйдет до рождения котят, то как она будет охотиться в разгар зимы? Она будет голодать, и ее котята все равно погибнут.

Ратха не участвовала в новых набегах, последовавших за первым нападением. Ей и серой старухе теперь поручали только носить с луга чужую убоину. Много ночей подряд Ратха таскала тяжелые туши через подлесок, а на рассвете падала без сил и смотрела, как разбойники до рвоты обжираются свежим мясом. И после каждого набега она видела, как Костегрыз пирует вместе с членами совета. Ратха ловила на себе его встревоженные взгляды, но на этот раз отворачивалась первая.

Однажды тихим дождливым утром между набегами, она стояла на страже у края луга, где накануне состоялась очередная битва. Неожиданное шипение напарницы отвлекло Ратху от невеселых раздумий. Она напряглась, вонзив когти в топкую землю. В чем дело? Неужели племя набралось сил для нападения? Серая кошка вскочила с земли и зашипела на кусты, колыхавшиеся в нескольких хвостах от нее. Она прижала уши, так что стала казаться еще безобразнее, чем обычно.

— Привет, старуха, — раздался знакомый голос из кустов. — Прекрати шуметь. Ты знаешь мой запах. — Из куста показалась медно-рыжая голова в обрамлении мокрой зеленой листвы. На мгновение она пропала, а затем Костегрыз выскочил на открытое место, волоча в зубах большой кусок мяса.

— Это не тебе, — процедил он сквозь зубы, отталкивая истекающую слюной старуху. Та заскулила и оскалила зубы, но мгновенно попятилась под грозным взглядом Костегрыза.

— Вот тебе, — пробурчал он, без лишних слов бросая мясо к лапам Ратхи. Она тупо уставилась на кусок, потом подняла глаза на Костегрыза.

— Ешь. Тебе нужна еда. Этот молодой дурак, которого поставили во главе вашей стаи, морит тебя голодом.

Ратха не произнесла ни слова. Она глубоко втянула в себя запах мяса. Оно было свежим, от последней убоины. Но Ратха все равно не могла есть.

— Ратха, — теряя терпение, сказал Костегрыз. — Я принес тебе кое-что получше гнилых объедков, которые ты обгрызаешь со старых костей, но ты ничего не ешь, а смотришь на меня, как эта старая серая дура. Ты разучилась говорить?