способен это преодолеть. Следовало бы основательно объяснить это явление. Живи по-настоящему в своей первой жизни для того, чтобы наслаждаться второй. В жизни так же, как и во врачебной практике: первые шаги — решающие.

При всей моей любви к покою, я все время углублял мое самопознание, не имея, однако, сил сделаться лучше; я даже часто извинял свою инертность тем, что замечал ее, и удовольствие от того, что я замечал точно какой-нибудь свой недостаток, нередко превосходило досаду, которую возбуждал во мне сам этот недостаток. Таким образом профессор «мел для меня гораздо большее значение, чем человек. Пути господни неисповедимы.

I 935

Измеритель забот, mensura curarum — это мое лицо.

J 1056

Мое тело — это часть мира, которую могут изменить мои мысли. Даже воображаемые болезни могут сделаться действительными. Во всем остальном мире мои гипотезы не могут изменить обычного хода вещей.

J 1183

Если бы я мог провести каналы в моей голове, чтобы способствовать внутренней торговле между запасными складами моих идей. Но они лежат там сотнями, бесполезные друг для друга.

Schr. I, 22—23 (K)

Когда я прежде закидывал в своей голове удочку для улова мыслей и внезапных идей, то мне всегда кое-что попадалось. Теперь рыба не идет так хорошо. Она начинает окаменевать на дне, и мне приходится ее вырубать. Иногда я вытягиваю ее по частям, как окаменелости Монте Болька, и кое-что из этого стряпаю.

Schr. I, 23 (K)

Вся моя деятельность подчинена тетерь заработку. Угли еще тлеют, но пламени уже нет.

Schr. I, 23 (K)

Меня часто порицали за совершенные мной ошибки те люди, у которых не было ни силы, ни остроумия, чтобы их совершить.

Schr. I, 24—25 (K)

Ах, это были счастливые дни, когда я еще верил во все, что слышал!

Schr. I, 32 (K)

Величайшее счастье, о котором я ежедневно прошу небо: пусть превосходят меня в силах и знаниях лишь разумные и добродетельные люди.

Schr. II, 42 (K)

Найдется ли кто-нибудь, кто хотя бы однажды в году наедине с собой не был бы глупцом и не мыслил себе иного мира и иных более счастливых обстоятельств, чем действительные? Благоразумие же заключается лишь в том, чтобы тотчас же очнуться и отправиться из театра домой, едва миновало представление.

Schr. I, 179 (K)

Ежедневно я все более убеждаюсь, что моя нервная болезнь поддерживается моим одиночеством, если даже и не полностью вызвана им. Порой я не нахожу уже почти никакого развлечения, кроме работы головой; и так как мои нервы никогда не были крепкими, то поэтому естественно возникло переутомление. Я очень хорошо замечаю, что общество делает меня добрым. Я забываю себя или, скорей, моя голова уже только воспринимает, вместо того, чтобы творить, и, следовательно, отдыхает. Поэтому и чтение является для меня отдыхом. Но это все же не то, что общество, потому что я постоянно откладываю книгу и начинаю вновь думать о себе.

L 150

Завещания обычно начинают тем, что поручают душу богу. Я охотно отказываюсь от этого, так как полагаю, что такие рекомендации мало полезны, если они не сопутствовали людям в течение всей жизни. Подобные рекомендации являются обращениями в веру перед повешением, столь же легкими, как и бесплодными.

L 225

Все запретное я вкусил вновь и чувствую себя, слава богу, так же плохо, как и раньше (я имею в виду не хуже).

L 471

Procrastinateur — человек, откладывающий все на завтра — тема для комедии; мне следовало бы обработать нечто подобное. Откладывание было издавна моим величайшим недостатком.

Schr. I, 19—20

Девушка, 150 книг, несколько друзей и вид на окрестности, шириной примерно с немецкую милю, — вот это и было для него целым миром.

Schr. II, 151

ПРИЛОЖЕНИЯ

ГЕОРГ КРИСТОФ ЛИХТЕНБЕРГ И ЕГО «АФОРИЗМЫ»

Во второй половине XVIII в. в маленьком немецком городе Геттингене, известном своим университетом, жил один из оригинальных писателей и ученых Германии Георг Кристоф Лихтенберг (1742—1799). Однако до недавнего времени имя этого выдающегося просветителя, о котором с глубочайшим уважением отзывался Кант, силой ума и таланта которого были восхищены Гете, Герцен и Толстой, знали немногие. Причины этого разнообразны. Отчасти это объясняется тем, что большинство произведений писателя, публицистических по своему характеру, печаталось в различных популярных журналах и карманных календарях. Будучи весьма злободневными, они поздней в какой-то степени утратили свою актуальность и были забыты. Некоторые из задуманных им произведений не вышли из стадии набросков; иные же, как, например, «Афоризмы», он не решался опубликовать, и они стали известны лишь после его смерти, а в более полном виде только в начале XX в.

Но при всем том нужно отметить, что забвению Лихтенберга немало способствовала также и буржуазная критика, которая старалась замолчать или исказить его произведения. Хотя последнее собрание сочинений писателя, неполное, вышло еще в 1844 г., до сих пор отсутствует критически проверенное издание.

Благодаря усилиям современных передовых ученых на востоке и западе Германии, которые следуют лучшим традициям литературоведения прошлого (Г. Гервинус, А. Лейтцман), Лихтенберг занимает теперь достойное место в немецкой литературе[289].

В ГДР за последнее время было издано несколько сборников избранных произведений и писем Лихтенберга. В небольших вступительных статьях, предпосланных сборникам, ведется полемика с реакционной наукой, которая абсолютизирует слабые стороны писателя. Она изображает его как ипохондрика и скептика, человека бездеятельного, замкнувшегося в своем одиночестве и не способного создать ничего, кроме фрагментов и отрывочных мыслей[290]. Больше того, его считают «жертвой заблуждений просветителей», объявляют мистиком, предшественником романтизма, а в некоторых исследованиях он даже оказывается приверженцем расовой теории[291]. В статьях демократической критики, напротив, делается успешная попытка выяснить подлинные противоречия во взглядах Лихтенберга, подчеркиваются прогрессивные черты его просветительского мировоззрения.

Тем не менее творчество писателя все еще недостаточно исследовано, особенно в нашей стране, где по существу нет переводов его произведений и весьма мало работ о нем[292].

Цель данной книги — в известной степени восполнить этот пробел и познакомить советского читателя с замечательным немецким мыслителем и художником.

* * *

Лихтенберг родился 1 июля 1742 г. Восемнадцатый ребенок в семье бедного пастора в