Сверху на нее упала потолочная балка, больно ударив по затылку. Любаша обмякла, ноги ее подогнулись, и она потеряла сознание. Последней в ее голове промелькнула мысль, что хозяйка наконец в безопасности.

Митрофан опустил Лизу на землю и бросился спасать Любашу, но огонь обжигающей стеной преградил ему путь. Как он ни старался вызволить несчастную из огня, ничего не получалось, до нее невозможно было добраться — пламя выхлестывалось из окна и пожирало наружные стены. Из окон соседних комнат стали выпрыгивать люди, ото всюду слышались крики. Дом на глазах выгорал: стены сыпались, крыша оседала и складывалась, одни лишь печные трубы продолжали печально чернеть, возвышаясь над пожаром, словно ритуальные стелы древних язычников.

Прибыла пожарная служба, люди принялись за работу. Лиза с трудом открыла глаза, мутным взором оглядывая окруживших ее людей. Рядом в отчаянии стенал Митрофан.

— Нужно ехать домой, — тихо сказала она.

— Нельзя, Лизавета Павловна, — Митрофан размазал слезу по грязной щеке, — надобно дождаться полиции. А уж полиция этих стервецов найдет и накажет!

Рядом с Лизой возник невысокий пожилой человек — следователь Афанасий Иванович, которого Лиза сразу узнала.

— Мне нужно вас допросить, Елизавета Павловна. Следуйте за мной. Я, кажется, дал вам ясно понять, что нужно оставаться в Петергофе. И ты, голубчик, — сказал он, обращаясь к Митрофану, — следуй за мной.

— Барин, она не может сама идти, ее чем-то опоили.

— Ну так возьми ее на руки! — распорядился Афанасий Иванович. — Тем более, Елизавету Павловну нужно показать лекарю.

— Там, на пожаре, сгорела Любаша, наша горничная, — Лиза подала голос. — Как же мы теперь без нее?

— Об этом после, — следователь был непреклонен. — Давай, голубчик, отнеси ее в экипаж и следуй за мной.

В полицейском участке Лизу долго приводили в чувство. Следователь не слишком верил ее словам, но Митрофан божился, что было именно так, как говорит хозяйка. На руку Лизе сыграли показания пострадавших от пожара соседей и тех прохожих, которые видели мужчину и женщину, покинувших дом сразу же перед пожаром. Афанасий Иванович перестал подозревать Лизу, теперь под подозрение попала Ефросинья, которую требовалось срочно найти. Он пообещал Лизе, что все силы бросит на поиски преступников, и что об этом деле обязательно доложат государю.

В коридоре Лизу терпеливо ждал встревоженный Николай Степанович. Он не задавал ей лишних вопросов, ему вполне хватило объяснений Митрофана.

Лиза смогла вернуться в Петергоф только спустя неделю. Она долго не могла прийти в себя от пережитого, потом внезапно осознала смерть Любаши и переживала так, словно погиб кто-то из членов семьи. Конечно, она больше ни в чем не подозревала ее. Образ горничной теперь представлялся Лизе в ореоле мученичества и святости. Лиза пообещала, что никогда не забудет ее благородного поступка и обязательно даст вольную всем ее деревенским родственникам.

Николай Степанович не мучил жену расспросами. Лизу это радовало — не нужно было признаваться в грехах. Возможно, думала Лиза, муж уже догадывается о многом и просто не хочет услышать подтверждение своих догадок из уст любимой женщины. Что-то едва уловимое становилось между ними: недосказанность воздвигала воображаемую стену недоверия, не было уже прежней сердечности и открытости, ушло нечто важное. Оставались лишь привычные обязанности, которые не слишком тяготили Лизу. Она думала, что скоро былые отношения вернутся, что муж станет прежним, и прошлое забудется.

Однако вопреки намерениям Лизы, Вересов старательно выпроваживал ее в Петергоф, объясняя это желанием императрицы видеть Лизу в числе своих фрейлин. Лизе пришлось согласиться. Она собралась и, сопровождаемая новой горничной, отправилась в путь.

Стаси встретила подругу с распростертыми объятиями. Не обнаружив при Лизе Любаши, она сразу же поняла, что случилось ужасное, и поспешила скорее ее расспросить.

Лиза оттягивала объяснения. Ей не хотелось снова пережить весь тот ужас, который она испытала в горящей комнате. У Лизы до сих пор щемило сердце при воспоминании об этом дне, а на глаза наворачивались слезы. Но Стаси настаивала, и Лиза в итоге не смогла ей отказать.

— Боже мой, это немыслимо! — ужаснулась Стаси, выслушав всю историю. — Страшно подумать, что если бы не Любаша, ты могла бы погибнуть!

— Слава богу, все позади. Случай с пожаром вернул меня к жизни окончательно. И я намерена продолжить поиски Ефросиньи, чего бы мне это ни стоило.

— Лиза, опомнись! — воскликнула Стаси. — Ты погубишь себя. Неужели ты не понимаешь, что в итоге из вас двоих только одна останется в живых?

— Значит погибнет Ефросинья. Я обязательно разыщу Ефросинью снова. Уверена, найдется множество людей, которые сделают эту работу за деньги.

— Или она разыщет тебя, — подытожила Стаси. — Но в следующий раз доведет задуманное до конца. Собственно, тебя не нужно искать. Все знают, что ты в Петергофе.

— Ефросинья не настолько глупа, — не согласилась с подругой Лиза. — Когда Любаша ее искала, мы не знали, что это за женщина и на что она способна. Поэтому ей удалось так легко завлечь меня в ловушку. Но теперь я знаю, с кем имею дело. Ефросинья не тронет меня в Петергофе. За мной по пятам следуют соглядатаи Афанасия Ивановича.

— А если Ефросинья пошлет Валериана Басова расправиться с тобой?

Лиза снова ответила отрицательно:

— И этого не случится, Стаси. Валериан Басов намеренно ослабил веревки, которыми меня связывал. Видно, он не разделяет идей своей спутницы.

— Но почему в таком случае он не выдаст ее?

— Он ее любит, Стаси. Любит безответно. А ты понимаешь, на что способна любовь!

Стаси смотрела на подругу с интересом. Она впервые открывала в Лизе ум, который совсем не шел к ее романтической внешности. Лучше бы Лиза оставалась прежней: домашней, нежной и предсказуемой.

Лиза продолжала рассуждать:

— Мне кажется, что и смерть Аннушки не была простой случайностью. Страшно об этом думать, но Ефросинья могла… Неужели это сделала она?

— Боюсь, что ты права, — отвечала Стаси. — Если эта фурия убила Софью, то могла убить и Аннушку. Слишком странной теперь кажется ее смерть под копытами лошади.

— А письмо, которое Аннушка получила накануне гибели? — вспомнила Лиза. — Не сомневаюсь, что это тоже дело рук Ефросиньи. Жаль, что теперь это уже не доказать.

— Действительно, жаль, — согласилась Стаси. — Записка слишком тебя компрометирует. Но ведь именно на это рассчитывала Ефросинья; она знала, что ты не решишься обнародовать отношения с Паниным.

Лиза задумалась. Она винила себя в смерти сестры, ведь не увлекись Лиза Митей, много можно было избежать. Страшная кара, о которой не раз предупреждала Ефросинья, настигла ее, сделав беспомощной. Было очевидно, что именно послание Аннушке, стань оно доступным полиции, могло пролить свет на ее гибель.