«Ради сестры я готова предать гласности это письмо!»

— Кто сказал, что мы не можем передать улики в руки правосудия? — просияла Лиза. — Не вижу препятствий! Мы уничтожим ту часть письма, в которой говорится обо мне, и передадим оставшееся нашему следователю. Ведь записка могла побывать со мной на пожаре.

— Тогда придется рассказать, что было в конце записки, — Стаси наморщила лоб.

— Это будет ложь во спасение. Мы не скажем, чье имя было названо. Ефросинья могла обращаться к Аннушке, не называя имен; человека, о котором писали, могли знать только эти двое.

— Но Аннушка приехала к тебе, — напомнила Стаси, — и это говорит о многом.

— Аннушка могла приехать ко мне за советом. Здесь придется солгать, иначе нельзя, — Лиза посмотрела на свои руки. — Эта ужасная ложь прилипла ко мне настолько, что мне уже не отмыться. Что же будет дальше?

— Наверное, именно поэтому нам с детства внушали, что лгать нехорошо. От этого проблем не становится меньше, они только накапливаются. Но ничего не поделать. Я сейчас же пошлю своего человека в Петербург, — Стаси энергично заходила по комнате, — Лиза, ты должна написать сопроводительное письмо. Мы все это запечатаем, и мое доверенное лицо передаст послание в руки Афанасия Ивановича.

Следующие полчаса дамы были заняты сожжением большей половины записки и сочинением письма, объясняющего, почему записка пребывает в таком плачевном состоянии, и как она вообще попала в руки Лизы.

Когда письмо было написано, запечатано и отправлено по назначению, Стаси удовлетворенно вздохнула:

— Я счастлива, что смогла тебе хоть чем-то помочь. Но как ты собираешься осуществить другую часть плана?

Стаси не успела договорить. Появился лакей и важно произнес:

— К Елизавете Павловне Антон Андреевич Звенигородько!

Одетый с иголочки, надушенный, с накрахмаленным воротником, банкир принес в гостиную предчувствие перемен и терпкий привкус надежды. Раскланявшись, Антон Андреевич сначала припал к Лизиной ручке, шепча предназначенные ей одной комплименты, и только потом в восхищении застыл перед Стаси.

— Разрешите представить, Антон Андреевич. Это моя подруга, Анастасия Романовна Северина.

— Рад знакомству, — банкир стушевался и заметно изменился в лице, — ваша подруга, Елизавета Павловна, дивная красавица! И я, несмотря на почтенный возраст, чувствую себя неопытным юношей.

— Вы вгоняете меня в краску, — Стаси продолжала улыбаться. — Лиза мне о вас много рассказывала.

— Надеюсь, только хорошее? — банкир, казалось, никого не видел, кроме Стаси. — Я старался произвести приятное впечатление.

— И вам это удалось! Лиза в полном восторге от вас, Антон Андреевич.

Закончив обмен любезностями, Звенигородько и Северина вспомнили, что они не одни.

— Я вас покину ненадолго, — Стаси собралась уходить. — Лизе нужно с вами поговорить.

Проводив Стаси восторженным взглядом, банкир повернулся к Лизе.

— Я очарован вашей подругой!

— Ничего удивительного, — лукаво улыбнулась Лиза, но тут же серьезно добавила: — Мне нужно многое вам рассказать, но прежде объясните, как вам удалось разыскать меня?

— Меня навестил следователь. Да, Лиза, я уже знаю о смерти Фифи Имановой.

— Простите, — Лиза смутилась, — я не назвала настоящего имени Софи, потому что…

— Не извиняйтесь. Я все понимаю.

— Но как вы узнали, что я в Петергофе?

— Ваш супруг в разговоре со следователем упомянул, что в день смерти вашей сестры — да, Лиза, и об этом я уже знаю — вы были у меня. Афанасий Иванович не стал расспрашивать про погоню, которая свела нас. Однако он активно интересовался тем, что вы мне потом рассказали, — Лиза собралась было что-то сказать, но Звенигородько остановил ее жестом. — Не волнуйтесь. Я не сказал ему больше того, что он должен был знать. И вот я здесь. Если бы ваша судьба разрешилась благополучно, возможно, мы бы не встретились больше. Но вы попали в скверную историю, Лиза, и теперь я обязан предоставить вам помощь.

— Спасибо, мой дорогой друг.

Лизе пришлось снова излагать все то, что было поведано Стаси. Банкир задавал вопросы, и Лиза старательно на них отвечала, словно находилась на уроке перед строгим учителем.

— Ну что же, теперь многое понятно, — заключил банкир. — Между тем ваша судьба, Лиза, продолжает меня беспокоить. Ефросинья может возобновить преследования.

— Именно поэтому я так спешу. Если мы сможем опередить Ефросинью, ей не придется меня преследовать. Вы поможете нанять людей и начать поиски?

— Конечно, я помогу вам, — воскликнул банкир. — Но разыскать эту женщину будет непросто, слишком уж она хитра. Возможно, ее уже нет в Петербурге. На ее месте теперь я бы действовал через сообщника. В любом случае я сделаю все возможное.

Лиза вздохнула с облегчением. В возможностях банкира она не сомневалась и полностью полагалась на его честное слово… Вот только стало обидно, что помощь эту предложил ей не муж и не Митя, а совершенно посторонний человек. И если Митя мог не знать о ее приключениях, то уж Николенька-то обязан был ее опекать! Однако Вересов ни словом не обмолвился о грозящей ей опасности и только твердил, что следует отправляться в Петергоф.

— Полно об этом, — банкир смотрел на Лизу с сочувствием. — Вижу, что разговоры совершенно вас измотали. Готов порадовать вас чем-нибудь приятным.

С легкостью, подходящей молодому и ловкому человеку, он извлек из кармана сверток. Развернув бумагу, Лиза достала миниатюрную коробочку, обтянутую бархатной тканью. Но она не торопилась заглянуть внутрь, задумчиво вертя коробку в руках.

— Что это? Если это подарок, то я не приму его.

— Неужели в вас не говорит женское любопытство? Прошу, откройте! Эта милая вещица теперь должна находиться при вас. Считайте ее своим талисманом.

Наконец Лиза решилась; быстрым движением достала из коробки медальон, изготовленный из золота лучшей пробы и украшенный драгоценными камнями.

— Боже, какая прелесть! — восхитилась она.

— Вы не поняли, — банкир протянул руку и вежливо отобрал украшение, нажав при этом на скрытую кнопку. — Теперь видите?

Медальон раскрылся на две половинки: изящная миниатюра изображала белокурую красавицу. Лиза ахнула. Банкир был доволен, но все-таки он ожидал большего:

— Что вы теперь скажете?

Лиза всмотрелась в лицо изображенной на медальоне женщины:

— Я словно гляжусь в зеркало… Разве это я? Но как такое возможно?

Глаза женщины, ее светлые волосы и улыбка напомнили Лизе матушку. Такая же мягкость во взоре, такое же восторженное лицо.

Звенигородько смотрел на Лизу с умилением:

— Нет, Лиза, это не вы. Это совсем другая женщина. Замечательная, прекрасная, красивейшая из женщин.