— Ага, отпустил бы… Ты эта… Понимаешь? Они щас кинутся. И нам это… все.

— Ми-ми!

— Ну само собой, драться. Это да… Но это… Много их… Это ж он… Этот, хозяин мой бывший их оживил. Ну не совсем оживил… Это… Поднял. Сначала, это… убил, потом поднял.

— Ми?

— Да, он. Гад он и сволочь. Все, это… Под себя гребет. Вот. Ушел я от него. Давно уже. А если бы не ушел… То это… Таким бы тоже стал, — медведь кивнул на уже почти вплотную подошедших зомби-лис.

— Ми-ми!!!

— Да не обижаюсь, чего там… Жаль только дочь с внуками уже неделю не видел… Попрощаться бы.

Тут лисы скопом бросились на медведя. Молча. Не рыча, не тявкая. Волна полуистлевшей вонючей плоти погребла под собой яростно отбивающегося медведя. И истошно вопящего колобка.

— МИ-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И!!!

Стая умчалась за сквернословящим зайцем в неизвестном направлении, и люди продолжили свой путь по недружелюбному лесу в одиночестве. Видно, косому надоело пытаться привлечь к себе внимание альфы волчьей стаи, и он решил опробовать иную тактику. Либо учуял присутствие говорящего волка и решил сделать ноги. А то, мало ли…

Вдруг, впереди и чуть слева, раздался непередаваемо истеричный вопль:

— МИ-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И!!!

— Наконец-то! — выдохнул Пендаль. — Ваша милость, это он!

— Скорее! — рыцарь выхватил меч. — Он в опасности! Наш долг — помочь раскаявшемуся грешнику!

И все четверо побежали на звук.

Вернее, трое побежали, а один что было сил поковылял.

Лисы рвали на куски уже не сопротивляющееся, а только слабо подрагивающее тело медведя. Обернулись и, как по команде, уставились пустыми глазницами на вылетевшего из-за кустов человека. Вот, выскочил еще один. И еще. Зомби-лисы оскалились. Из их полусгнивших пастей капала густая медвежья кровь вперемешку с гноем разложения.

Мерзостный, сладковатый запах тлена ударил в нос рыцаря. Противоестественные твари оставили почти мертвого медведя в покое и неспешно пошли на людей. Константин почувствовал — в груди разгорается тот самый огонь, та самая ярость, которую он испытывал в бою с умертвиями. Не должны подобные исчадия ходить по земле! Зло будет повержено!

— ДЕ-Е-ЕС ВА-А-А-АЛЬТ!!!

И рыцарь бросился вперед, к лисам.

— Э-э-э-э… — сказал Пажопье. — А я-то, чо сюда прибежал?

И бросился назад от лис.

Отец Ставросий перекрестил рыцаря, отчего по всклокоченной бороде того запрыгали яркие искорки. Бормоча молитву, раскрутил над головой немного приведенное в порядок кадило. Лисы не тупо кинулись на несущегося на них крестоносца, и не стали подходить по одному, а попытались занять грамотную позицию, чтобы мгновенно перейти из пассивной обороны в активное наступление.

Но рыцарь, хоть и застлала ему глаза кровавая пелена, отличался от туповатого неповоротливого медведя. И, не позволив взять себя в кольцо, метался между лисами, казалось, нападая со всех сторон сразу. Редко его мечу требовалось опуститься на лису дважды. Отсеченные головы, лапы, полусгнившие внутренности и облезлые куски шкур устилали полянку.

Лисы попытались напасть на батюшку, но подойти к нему ближе, чем на пару метров, не сумели. Могучие удары кадила отшвыривали нечистых тварей не хуже, а то и лучше ударов кистеня. Кистень я вспомнил потому, что подоспевший, наконец, Степан включился в битву, используя именно этот девайс. Удивительно, но как только Бадья вступил в бой, он, казалось, и думать забыл о поврежденных ногах.

Наконец, последняя лиса безмолвно издохла, рассеченная надвое эбонитовым кладенцом. Полбу отер пот и заляпавший лицо гной. Обрубки зомби-лис, вопреки ожиданиям, не шевелились. Видно, умерли окончательно.

По огромной туше медведя, свернувшегося в позе эмбриона, пробежала крупная дрожь, и он совершенно по-человечески застонал. С трудом перевернулся и выпустил из-под брюха слегка помятого, но сохранённого от острых зубов зомби-лис веснушчатого колобка.

— Ми-ми? — спросил колобок и, выпростав ладошку, погладил Михайло Потаповича по мохнатому плечу. — Ми?

Медведь улыбнулся. Было видно, он пытается что-то сказать. Но тут силы окончательно покинули могучее тело, он судорожно вдохнул, закатил глаза и… умер.

— Ми-ми-ми!!! — затараторил колобок. — Ми-ми! Ми-ми-ми-ми-ми-ми-и-и-и!!!

И застучал маленькими кулачками по бездыханной груди. Из глаз по пухлым детским щечкам катились огромные прозрачные слезы.

…

— Хоронить медведя? — Ставросий в изумлении посмотрел на Пендаля. — Может его еще и отпеть? С ума сошел, лишенец?

— Да я чего, я просто перевел, — пролепетал тот. — Это он отказывается уходить. Мол, косолапый ему жизнь спас.

— Ми-ми! — подтвердил колобок. — Спа-а-а-ас!

— Спаситель, идрить-тарахтеть, прости, Господи! — батюшка смерил взглядом жмущегося к ноге барона колобка. — Сам-то, некрещеный небось?

Колобок помотал собой.

— А медведь?

— Святой отец, — вступил в беседу барон. — Медведь — животное благородное. Да и этот вот конкретный медведь жизнь отдал за ребенка. Считаю — достоин он этой последней чести. И кроме того… В этом неправильном мире… В этом…

Крестоносец немного завис, но постарался взять себя в руки. И твердо продолжил.

— В этом мире, как я гляжу, многие люди хуже зверей. А многие звери — лучше людей. У нас тоже так было, но откровенных людоедов я ни разу в жизни не встречал. Хотя повидал немало.

— Да вижу я, понимаю… — помялся батюшка. — Да ведь ночь скоро. Уже вот, закат. Не поспешим — не выйдем до темноты из леса. А ночью-ю-ю-ю… Тут такое… Короче, даже я не рискну ночью по лесу бродить.

— Ми!

— Что он сказал? — спросил отец Ставросий у Пендаля.

— Говорит, не похороним — восстанет косолапый. В полночь. Но будет это уже не он. А зло, настоящее зло. Вроде этих лис. Но гораздо страшнее. Ибо, чем больше в существе добра и света, тем страшнее из него получается умертвие.

— И все это в одном «Ми»?!

Пендаль пожал плечами и кивнул.

— Решено! — Константин решительно рубанул ладонью воздух. — Хороним отважного зверя.

— Ладно, — сдался батюшка. — Но отпевать я его не буду.

Под укоризненно-просящим взглядом колобка поморщился.

— Пару-другую молитв прочитаю. И все!!! Прости, Господи, медведя, как человека хороним… И куда мир катится… И чего я не уплыл в Пендосию, или вообще в Гандурасию, когда мог еще… Хотя кто б тогда вас, дураков, на путь истинный наставлял?

…

Уже совсем стемнело, и путь отряда стал опасен вдвойне.