подвернется, то только у каких алкоголиков.

— И все равно, я думаю, Надежда Денисовна, это не лучшая идея.

— Пробуйте запеканку.

Запеканка достойно продолжила обед, у мамы Аглаи наличествовал кулинарный талант выше среднего. Картофель не пригорел, поскольку дно противня было предусмотрительно выложено вощеной бумагой. Начинка из индейки не рассыпалась, пюре держало форму, но при этом сохраняло вкус. Сыр и сверху, и внутри, отчего запеканка пропиталась им в надлежащей степени. Более того, я почувствовал вкус белого сухого вина, вмешанного в пюре.

— Запеканка превосходная, — оценил я. — Сейчас редко встретишь настоящий рецепт, все предпочитают упрощенный вариант.

— Спасибо, Виктор! Я Глашу пыталась научить, но она не интересуется кулинарией.

— Полагаю…

— Да, мы не договорили про квартиру. Может, Виктор, вы все-таки поживете у нас?

— Неудобно, — возразил я. — Не хочу вас стеснять.

— Ничего неудобного здесь не вижу. И вы нас никак не стесните! Ну не к Снаткиной же вам идти!

— К Снаткиной? — переспросил я.

— Да, есть тут такая, — поморщилась Надежда Денисовна. — Вроде сумасшедшей городской. С велосипедами везде шастает.

— Макабрическая старушка, — подтвердила Аглая.

— Снаткина жива?!

Я поразился настолько, что промазал вилкой с запеканкой и попал в десну.

Надежда Денисовна и Аглая поглядели на меня с удивлением.

— Я ведь жил у нее немного, — пояснил я. — В прошлый раз. Моя бабушка ее знала, они вроде родственницы… пятиюродные какие-то. Я думал, она…

— Жива-живехонька, — ухмыльнулась Надежда Денисовна. — И всех в этом городе переживет. Вы же знаете, ее в молодости фермой зашибло — и ничего, борзее всех.

— Ее дед вроде бы до ста восьми лет прожил, — сказала Аглая. — Это рекорд нашего района.

— А сама она до ста восьмидесяти проживет! — заверила Надежда Денисовна. — На все похороны ходит, ведьма старая!

— Ходит? — не понял я.

— Еще как! Любит посмотреть. На поминки ее не зовут, а на кладбище не запретишь. Ходит, как своя командует…

— Она не все похороны посещает, — заметила Аглая.

— Как же не все, когда все! — возразила Надежда Денисовна. — Как кто помрет, так она как стервятник — тут как тут!

— И ее никто не гонит?

— С похорон нельзя выгонять, — сказала Надежда Денисовна. — Плохая примета такая. Вот она и шастает. Стоит, пялится, как мумия…

Надежда Денисовна поморщилась.

— Мы в год около ста человек регистрируем, — сказала она. — Получается, Снаткина примерно каждые четыре дня до кладбища шлендает. Восемь километров — а ей все нипочем, где покойник — там и я. Она то есть.

— А почему до кладбища восемь километров? — спросил я.

— Старое кладбище закрыли, — ответила Аглая. — Теперь на новом хоронят, возле Номжи которое.

— А со старым что?

— Так радон же. У нас тут везде радон. Все могилы в старом кладбище залил, теперь на новом хоронят, оно подальше. И Снаткина там всякий раз околачивается.

— Она не на каждые ходит, — повторила Аглая.

— А тебе-то откуда знать?

— У методистки тетку хоронили, — сказала Аглая. — А мы помогали, машина, копщиков искали, столовую заказывали. Снаткина не приходила.

— Ты могла ее не заметить, — предположила Надежда Денисовна. — Она всегда в стороне.

— Там десять человек всего пришли. И среди них Снаткиной не было. Она не ходит на все похороны.

Надежда Денисовна поглядела на дочь с укоризной.

— Я за правду, — пояснила Аглая. — Правда должна быть.

— Всем плевать на правду, и ты как газетчица знаешь это лучше всех остальных! — ответила Надежда Денисовна. — Если бы мы знали правду, то все вместе на березе бы повесились.

— Абсолютно с вами согласен, — заметил я. — Правда мало кому нужна, я Аглае говорил. А на старое кладбище теперь, получается, никак не проехать?

— Забора там нет, но туда не ходит никто, — ответила Надежда Денисовна. — Даже на Родительский день. Могилы позарастали, ничего не найдешь… Все от радона.

— Нет там никакого радона, — устало сказала Аглая. — Заглохло кладбище — вот и все. Такое случается.

— Что-то у нас кладбищенская тема пошла, — поморщилась Надежда Денисовна. — Давайте о чем-нибудь веселом лучше. Давайте, я пирог принесу!

Мама Аглаи отправилась за пирогом, а я, вспомнив о том, что вряд ли в обозримом будущем получится нормально отобедать, вернулся к запеканке.

— Снаткина, значит, жива?

— Жива, — ответила Аглая. — Здоровье ничего, но с головой не дружит, все-таки возраст. Чудит. Она не только на кладбище, она и в библиотеку к нам заглядывает.

— Читать? Или газеты смотрит?

— Не, не читать. У нас компьютерный уголок, Интернет, принтер есть, сканер, иногда люди приходят что-то сделать. И Снаткина приходит.

— В Интернете сидит? — удивился я.

— В «Косынку» играет. Я ей включаю, она играет часа два, потом уходит. Объявления еще на доску приклеивает.

— Объявления? О сдаче?

— Это не совсем объявления, скорее, записки или… Творчество душевнобольных, одним словом. Я собираю.

— Творчество душевнобольных?

— Нет, что вы, Снаткину только.

— Зачем?

— Ну… Знаете про того американского сумасшедшего? Который из газет вырезки делал и в альбомы вклеивал? При жизни все ржали, а потом подорожало. Так что на всякий случай собираю. Там зарисовки… необычные. Я вам потом покажу.

Вернулась Надежда Денисовна с яблочным пирогом.

— Глаша, чай подгорячи.

Разумеется, это был не яблочный пирог, а вполне себе шарлотка. Отличная шарлотка, пожалуй, одна из лучших, что я пробовал. Порадовали и сливки, взбитые самостоятельно, а не купленные в баллончике, умеренно сладкие и, как мне показалось, с участием ментолового ликера. Яблоки сбланшированные в сахарном сиропе с ложкой коньяка. Сахарная пудра. Тертая корица.

— Давно такого не пробовал, — признался я через два куска. — Это изумительно!

Надежда Денисовна пододвинула сливки и поинтересовалась:

— А вы надолго к нам?

— Пока не знаю, — ответил я. — Как получится.

Я полил сливками третий кусок.

— Да… — вздохнула Надежда Денисовна. — Сейчас все как получится… Вот и Глаша… приехала погостить на недельку, подменила знакомую — и все, застряла!

— Мама!

— А что такого?! Чагинск — это как яма, коготок увяз, всей птичке не летать. Ладно старым, а молодежи что?! Нет, молодежи надо отсюда уезжать…

На лице Аглаи промелькнуло отчаянное выражение.

— Я с вами совершенно согласен, — сказал я, приступая к третьему куску. — Но, к сожалению, вынужден пока откланяться! Большое спасибо, Надежда Денисовна, обед был великолепен!

— Ну что вы, Виктор, так… Мне очень приятно вас принимать у себя, в Чагинск никто давно не приезжает… Может, вы еще у нас посидите?

— Виктору пора, — твердо сказала Аглая.

— Да, мне, к сожалению, пора.

— Да, понимаю, работа…

Надежда Денисовна поднялась из-за стола. И я поднялся.

— Я бы с удовольствием пригласил вас, Надежда Денисовна, и вас, Аглая, в ресторан. Если вы не против…

— А у нас нет ресторанов, — ответила Надежда Денисовна. — Все закрылось.

— Жаль…

— Заходите лучше к