— На железнодорожный вокзал в Сплите. В следующую среду.

Этот второй по величине город в стране нашел себе место на побережье Адриатики, между городами Задар и Дубровник. Он же — самая южная точка национальной хорватской дороги. «Доставить мальчика в ближайшую среду», — мысленно повторил за клиенткой Лебедев. Он точно знал, что именно по средам из Сплита прицепной вагон отправляется с поездом номер 1204 и прибывает в Будапешт в четверг. Что ж, она поставила ему условия, загнав, так сказать, во временные рамки. Придется поторопиться.

— Ладно, мы доставим мальчика на вокзал, а что дальше?

— Ничего. На этом ваша работа закончится. У меня есть план, но я не хочу раскрывать его.

— Хорошо, что он есть, — улыбнулся Лебедев.

— Итак, за что я должна заплатить?

— Мы планируем разведку местности. Я слышал про это шато, но ни разу там не был.

— Значит, встретимся завтра в это же время?

— Как раз в это время мы будем заняты.

Ким едва сдержала улыбку: «Попался!»

Половина третьего ночи. Точнее — два часа тридцать две минуты. Теперь — уже тридцать три. В эту секунду раздался повторный звонок в дверь. Если он не откроет Лебедеву (а это был он, кто же еще), тот начнет доставать его по телефону. Был еще один вариант: пристрелить гостя через окно в гостиной.

Андреасов сел в кровати, тяжело дыша. Что, приснился кошмар, или он задыхался, лежа на спине? Проклятый храп, как бы избавиться от него…

Николай сунул ноги в тапочки и, не включая света, вышел из спальни в прихожую. Она больше походила на небольшой холл, декорированный столиком, вешалкой в виде лосиных рогов, плетеной корзинкой с клюшками для гольфа, торчащими из нее подошвой вверх. У клюшки sand wedge с утяжеленной подошвой, служащей для удара из бункера с песком, была отрезана ручка, и небольшим сужением в том месте она входила в ствол шестизарядного «кольта-питона». Когда Андреасов вытащил из корзинки эту смычку и разъединил ее, в его руках оказалось и огнестрельное, и холодное (колюще-ударное) оружие.

— Кто? — спросил он, бросив взгляд на монитор системы безопасности.

— Я, Лебедь, — раскрыв рот, проговорил надтреснутым механическим голосом маленький черно-белый человечек.

Андреасов потыкал толстым, как сарделька, пальцем по клавишам пульта, набрав четырехзначный код, и отдельно — расположенную клавишу ввода. И подумал: «Было бы неплохо, если бы вместо Лебедя за дверью оказался обслуживающий банкомат клерк с мешком денег».

— Пришел узнать, который час? — проворчал он, впуская припозднившегося гостя.

Лебедев не прошел дальше гостиной и сел за столик, стоящий вплотную к стене и походивший на ресторанный. Андреасов был вынужден устроиться напротив, положив револьвер перед собой.

— Что случилось? — поторопил он гостя и не сдержал тяжелого вздоха: ночь была потеряна безвозвратно. Это Тимофей — сова и ночью бодрее, чем утром. Андреасов же… что-то вроде ожиревшей вороны, зевавшей круглые сутки.

Лебедев ответил не сразу, причем вопросом на вопрос:

— Ты вспоминаешь ту переделку на Лосином острове?

— На каком острове?.. Ах, да, — наконец сообразил Николай. Открыв холодильник и выпив ледяной минералки, он продолжил: — Ну, если ты групповое убийство называешь переделкой…

— Так вспоминаешь или нет? — настаивал Тимофей.

— Так, иногда отдельные моменты всплывают перед глазами. Но совесть меня не мучает, если ты об этом.

— Нет, совсем нет. Знаешь, последние события напомнили мне о нашей последней спецоперации, — дважды акцентировал Тимофей, — в которой, как сказал Билл, мы вырезали сердце российской демократии.

— Постой, последние события — имеешь в виду смерть Шевкета?

Об этом лично Андреасов узнал из электронной прессы и постарался побыстрее забыть. На свете много хороших вещей, зачем думать о плохом?

— В последнюю очередь, — ответил на вопрос Тимофей. — Шевкет проиграл свою жизнь в покер.

— Или выиграл смерть.

— Или выиграл, какая разница? Я даже не хочу копаться в этих «азартных» деталях.

— Так что тебя тревожит? Случайные сомнения?

— Наверное, да. Нам предстоит разведка местности, возможно, мы проникнем на территорию шато, где обосновался наш клиент с детьми и «бабками». Ведь Абакумов прослыл богачом и коллекционером драгоценных камней, верно? Дальше нас ждет основная, активная часть операции. Понимаешь, наша последняя спецоперация в составе опергруппы отличалась от предыдущих: мы взяли деньги, чего раньше не делали. Акция носила характер вооруженного грабежа. И деньги эти стали платой за наше молчание, нашими подъемными и начальным капиталом в нашем деле.

Андреасов подался вперед. Он понял, куда клонит его напарник. Он видел мешки с деньгами в доме человека, который относился к классу «денежных мешков». Фактически Тимофей предложил напарнику вернуться в хорошо забытое прошлое. Именно сейчас, когда дела покатились под горку, а в голову пришли мысли о перепрофилировании, замаячил на горизонте шанс как бы начать все с нуля, с того самого цокольного этажа генеральского дома. Тогда они ушли, залив все уровни объекта кровью. Сегодня, поднакопившись опыта, они могут избрать менее жестокий путь, но главное, что вскрылось в эту минуту, — они остались прежними: наемными убийцами, собранными в спецгруппу.

— Эта клиентка, как ее зовут?

— Ким, — напомнил Лебедев.

— С ней-то что делать?

— Здесь столько людей пропадают… — пожал плечами Тимофей. — Можно вложить в ее руку пистолет, но прежде убить ее. А это значит, нам нужно серьезно подготовиться к операции. Завтра ночью снимем план местности. Может быть, даже проникнем на территорию. Днем я отдохну, а ты прокатись вокруг имения.

— Если возьмем куш, разбежимся? — помолчав немного, спросил Николай. — Не будем же мы вместе до старости. Мне надоело играть в «хорошиста». Я не тот, за кого себя выдаю. Да и ты тоже.

— Давай, давай. Мне нравится, когда ты плачешь. — Лебедь похлопал товарища по плечу и вышел из дома.

Тихо, как змея, покачал головой Андреасов. С этой минуты с ним нужно держать ухо востро.

23.17. Биленков отметил время на своих «командирских» часах, к которым питал слабость. Он походил на гончую, только что не припадал к земле, двигаясь по кругу. Порой он казался Ким волхвом — это когда поднимал голову и читал звездную карту. Для него всякая материальная вещь превратилась в ориентир — и эти «одичавшие» кусты жасмина, и вот эти — кизила.

— Здесь! — прошептал он, добавив про себя: «Если я их чему-то научил, то машину они оставят здесь, в пятидесяти метрах от дороги, а к шато подойдут пешком». — Почему? Потому что вот она, идеальная точка проникновения на объект, — указал он рукой на замок. — Проникновение не с тыла, что означало бы оставить без внимания фронт — центральную и прилично освещенную часть дома, а сбоку, находясь на грани света и тени, с возможностью даже вдвоем контролировать три четверти здания в самом начале пути. С противоположной стороны — такая же картина, но с той стороны нет удобного съезда, нет мало-мальски пригодных мест, чтобы скрыть машину. Там газон, следы на котором привлекут внимание обитателей дома. Я могу назвать еще двадцать причин…