Сикст махнул рукой кардиналам, сидевшим рядом с ним на возвышении. Они сейчас же поднялись, и делла Ровере представил Катерину каждому из них. Кроме родственников Папы здесь были представители семейства Орсини и Колонна, трое французов, двое испанцев и один грек.

Но лучше всего я запомнила первого, сидевшего на вожделенном месте рядом с Папой. Это был высокий каталонец с едва уловимым акцентом, волосами цвета воронова крыла и оливковой кожей. Когда-то он изучал юриспруденцию и много лет прослужил вице-канцлером папской курии. Хотя ему уже перевалило за сорок, он был крепок, строен и широкоплеч, от него так и веяло обаянием зрелого мужчины. С того момента, как Катерина взошла на возвышение, он не сводил с нее глаз. На его овальном лице выделялся широкий нос, полные губы и высокий лоб. Карие глаза под выразительными черными бровями и резко очерченные скулы выдавали чувствительную, живую натуру и незаурядный ум. Когда юная графиня Имолы взглянула на него, он сперва обольстительно улыбнулся ей и лишь потом пробормотал благословение. Кардинал делла Ровере повел Катерину дальше, а испанец посмотрел ей вслед с неослабевающим вожделением и растущей решимостью.

Помню, я тогда с раздражением подумала: «Да он ее хочет».

Это был кардинал Родриго Борджа.

Свадебный пир устроили во дворце Орсини, расположенном напротив собора Святого Петра, на другом берегу Тибра. Даже в огромных залах, опрысканных дорогими духами и украшенных гирляндами роз, чувствовался запах человеческого пота. Катерина была измучена, раскраснелась от жары, но стоически улыбалась всем, дожидаясь окончания затянувшегося допоздна обеда из двадцати двух перемен.

Когда был произнесен последний тост за здоровье и многодетность счастливой пары, Джироламо Риарио вызвал эскорт невесты и повез нас в палаццо Риарио, расположенное неподалеку. Перед входом во дворец стоял большой фонтан со статуей Нептуна, окруженной горящими факелами, отчего струи воды казались золотыми, когда мы двигались мимо в экипажах. Мы проехали вдоль фасада с длинным рядом окон, в которых в честь прибытия невесты горел свет, и остановились перед бронзовыми воротами, пугающими своей величиной.

Покои Катерины оказались куда более просторными и шикарными, чем комнаты, в которых она жила в отчем доме. Я проследила за тем, как горничные раздели мою госпожу, расчесали золотистые волосы, доходящие до узкой талии, и сама надела на нее белую атласную рубашку, готовя к встрече с неизбежным. Катерина смотрела широко раскрытыми глазами, голос ее срывался, но она храбро пыталась шутить. Я пожалела, что ничего не знаю о супружеских отношениях. Мне хотелось ее успокоить, но я не могла подобрать подходящие слова. Служанка-лигурийка проводила меня в комнату, смежную с покоями Катерины, гораздо больше и роскошнее тех, что я видела до сих пор. Здесь стояло ложе с балдахином, предназначенное для меня, и две широкие кровати для горничных графини, привезенные из Милана. Я открыла все окна, чтобы впустить влажную прохладу, разделась и упала на пуховую перину.

Примерно через час меня разбудил колокольчик, свисающий с потолка, — моя госпожа звала на помощь. Вспомнив, что сегодня ее первая брачная ночь, я вскочила, натягивая на ходу ночную рубашку.

В новых покоях графини все еще горела лампа. Полог над кроватью был отдернут, Катерина сидела, откинувшись на подушку, одной рукой прижимая к груди простыню. На белом атласе сохранился отпечаток второго тела, на соседней подушке осталась вмятина от крупной головы. Все покрывала были сбиты на пол. Длинные волосы Катерины были спутаны и взъерошены.

Она щурила глаза, пытаясь скрыть боль, и коротко приказала:

— Вина.

Кувшин и перевернутые вверх дном кубки стояли на низком столике рядом с высоким арочным окном, через открытые ставни которого в комнату проникала вонь Тибра. За рекой раскинулся Священный город, темный и угрюмый, если не считать нескольких окон, светящихся во дворцах. Я налила в кубок вина и огляделась в поисках кувшина с водой. Пусть Катерина и замужняя дама, но ей всего четырнадцать и вино она пьет разбавленным.

Она верно поняла мой взгляд, покачала головой и сказала:

— Только вино.

Я наполнила кубок до краев и подала ей. Спать графиня не собиралась и запросто могла бы сама налить себе вина, поэтому я не спешила уходить, дожидаясь, что она заведет разговор.

Катерина сделала большой глоток, глаза у нее заслезились, она закашлялась, но заставила себя глотнуть еще и еще.

— Все поэты лгуны, — произнесла вдруг Катерина с наигранной веселостью, но ее губы чуть заметно задрожали.

Подавив зевок, я спросила:

— Почему, мадонна?

— Он просто придурок, — сказала она мрачно. — Изо рта у него воняет, волосы на спине, на груди и на животе, прямо как у обезьяны. — Графиня вопросительно посмотрела на меня. — Все мужчины такие волосатые?

Катерина подобрала ноги, я уловила в этом жесте просьбу и присела рядом с ней на прохладные простыни. Мой опыт в данном вопросе ограничивался тем фактом, что я видела Маттео без рубашки всего два раза в жизни.

— Не могу утверждать обо всех мужчинах, — сказала я. — Но я знала одного, у которого было только немного волос на груди. Мне кажется, у всех по-разному.

— Это отвратительно, — заметила Катерина, отхлебнула еще вина, надолго умолкла, затем набралась храбрости и задала следующий вопрос: — А это должно быть больно?

Вопрос застал меня врасплох. Катерина понятия не имела, что мы с Маттео не жили как муж и жена, и я не собиралась просвещать ее на этот счет.

— Только в первый раз. — Хотя бы в этом я была твердо уверена и развила мысль, чтобы утешить мою госпожу: — Потом это должно доставлять удовольствие. Все приходит с опытом.

— Надеюсь, — сказала она. — Только этот хам не особенно усердствует. Он приходил всего на пять минут. — Катерина прерывисто всхлипнула и протянула ко мне руки.

Я исполнила то, ради чего была звана: обняла ее, откинула с потной шеи влажные волосы и принялась гладить ее по голове, шепча слова утешения.

Катерина окончательно выплакалась и мрачно произнесла:

— Я буду делать то, что должна. Но он мне отвратителен, и я ненавижу его за это. Я буду рожать от него детей, но только для себя.

На следующий день угрюмое настроение Катерины сменилось неудержимой веселостью, поскольку она руководила турниром, устроенным в ее честь. Как и отец, Катерина обожала помпезные церемонии, подчеркивавшие ее высокое положение. Пока ей не приходилось оставаться наедине с Джироламо, она была заразительно весела, и на то имелись причины. Пусть ее муж был скуп на ласки в постели, зато, когда дело касалось денег, его щедрость не знала границ. Любые капризы Катерины удовлетворялись немедленно. В ее приданое входил целый новый гардероб из самых модных нарядов, но Джироламо позволил ей заказать еще несколько платьев на свой вкус и новые украшения. Он также предоставил ей самой управлять домом, так что она могла решать любые вопросы, касающиеся прислуги или убранства палаццо. Первым делом графиня постановила, что я должна спать в ее постели, когда мужа нет рядом.