постоянно поступают новые элементы, объединяющиеся в разных пропорциях, но согласно определенному закону: стоимость является пропорциональным соотношением (мерой), в соответствии с которым каждый из этих элементов является частью целого.

Из этого следуют две вещи: — первая, что экономисты совершенно ошибались, поскольку искали общую меру стоимости в пшенице, деньгах, ренте и т. д.; так же, как когда увидели, что этот стандарт измерения не был ни здесь, ни там, они пришли к выводу, что не было ни причины, ни меры стоимости; — вторая, что соотношение стоимостей может изменяться непрерывно, без остановки на подчинение закону, определение которого является искомым решением.

Эта концепция стоимости удовлетворяет, как это будет видно далее, всем условиям: поскольку она включает в себя одновременно и полезную стоимость, — в том, что в ней является положительным и фиксированным, и стоимость обмена, — в том, что в ней вариативно; во-вторых, она прекращает противостояние, которое казалось непреодолимым препятствием для любого определения; более того, мы покажем, что стоимость, понимаемая таким образом, полностью отличается от того, каким будет простое сопоставление двух идей полезной стоимости и обменной стоимости, и что она наделена новыми свойствами.

Пропорциональность изделий — не откровение, которым мы собирались поразить мир: не новшество, которое мы привносили в науку, так же, как разделение труда перестало быть неслыханной вещью с тех пор, как Адам Смит разъяснил эти «чудеса». Пропорциональность изделий — это, как нам было бы легко доказать бесчисленными цитатами, вульгарная идея, которая повсюду тянется в трудах политической экономии, но которую никто до сих пор не осмеливался восстановить в свойственном для нее ранге: и это то, что мы сегодня предпримем. Кроме того, мы хотели сделать это заявление, чтобы заверить читателя в наших претензиях на оригинальность и примирить суждения, которые их вызванная стеснением ограниченность делает менее предпочтительными для новых идей.

Похоже, экономисты никогда не слышали, в отношении меры стоимости, что стандарт, своего рода первичная единица, существующая сама по себе, будет применяться ко всем товарам так же, как измерительный прибор применяется ко всем размерам. Поэтому многим казалось, что эту роль (меры стоимости) исполняли деньги. Но теория валют доказала, что деньги не просто далеки от того, чтобы служить мерой стоимостей, деньги — это просто арифметика, арифметика условности. Деньги для стоимости — то же самое, что термометр для жары: термометр с произвольно градуированной шкалой четко показывает, когда происходит потеря или накопление тепла: но каковы законы равновесия теплоты, какова пропорция в различных телах, какое количество необходимо для подъема на 10, 15 или 20 градусов в термометре, — это то, что термометр не сообщает; нет даже уверенности в том, что степени шкалы, равные между собой, соответствуют такому же росту тепла.

Следовательно, идея, которую мы до сих пор имели в виду в качестве меры стоимости, неверна; то, что мы ищем, не является стандартом стоимости, как было сказано много раз, и не имеет смысла; но следующий закон, согласно которому изделия пропорциональны общественному богатству; поскольку от понимания этого закона зависит то, что является нормальным и законным, взлет и падение стоимостей товаров. Одним словом, как под измерением небесных тел подразумевают отношение, возникающее в результате сравнения этих тел между собой, точно так же, путем измерения стоимостей, необходимо подразумевать соотношение, которое получается в результате их сравнения; отсюда я говорю, что у этого соотношения есть свой закон, а у этого сравнения — свой принцип.

Поэтому я предполагаю силу, которая объединяет в определенных пропорциях элементы богатства и которая делает его однородным целым: если составляющие элементы не находятся в желаемой пропорции, комбинация будет нерабочей; но вместо того, чтобы впитывать всю материю, она отвергнет ее часть как бесполезную. Внутреннее движение, посредством которого происходит комбинация и которое определяет конечную природу различных субстанций, это движение в обществе есть обмен, не только обмен, рассматриваемый в своей элементарной форме как обмен человека с человеком, но и обмен как слияние всех стоимостей, производимых частными отраслями, в одно и то же общественное богатство. Наконец, пропорция, в соответствии с которой каждый элемент входит в состав, эта пропорция — то, что мы называем стоимостью; превышение, которое остается после комбинации, является не-стоимостью, поскольку при присоединении определенного количества других элементов оно не комбинируется и не обменивается.

Ниже мы объясним роль денег.

Из всего вышесказанного можно предположить, что в данный момент соотношение стоимостей, составляющих богатство страны, может быть определено статистически или кадастрово, или, по крайней мере, приближенно эмпирически, примерно так же, как химики открыли опытным путем и с помощью анализа соотношение водорода и кислорода, необходимое для образования воды. Этот метод, применяемый для определения стоимостей, не имеет противоречий; в конце концов, это просто вопрос учета. Но такая работа, какой бы интересной она ни была, нас мало чему научит. С одной стороны, мы знаем, на самом деле, что пропорция постоянно меняется; с другой стороны, ясно, что из перечня общественного дохода, предоставляющего пропорцию стоимостей только для того места и времени, когда будет составлена таблица, мы не смогли бы вывести закон пропорциональности богатства. Это не единственная работа такого рода, которая потребовалась бы для этого; это будет, если признать, что процесс заслуживает доверия, тысячей и миллионом подобных работ.

Так вот, экономическая наука — нечто иное, нежели наука химия. Химики, которым опыт открыл такие замечательные пропорции, ничего не знают ни о том, как или почему возникли эти пропорции, ни о силе, которая их определяет. Напротив, общественная экономика, в которой никакие исследования à posteriori (на основании опыта) не могли напрямую раскрыть закон пропорциональности стоимостей, может охватить его в той самой силе, которая его производит, и которую пора сделать известной.

«В стоимости нет ничего полезного, что нельзя обменять, ничто нельзя обменять, если оно бесполезно: полезная стоимость и обменная стоимость неразделимы».

П.-Ж. Прудон, «Философия нищеты»

Эта сила, которую А. Смит восхвалял так красноречиво и которую его преемники игнорировали, оставив ему эту привилегию, эта сила — ТРУД. Труд отличается от производителя к производителю по количеству и качеству; это то же самое в этом отношении, что и все великие правила и общие законы природы, простые в их действии и формуле, но измененные до бесконечности множеством конкретных причин и проявляющиеся в неисчислимом разнообразии форм. Это труд, только труд, который производит все элементы богатства и который объединяет их до последних молекул в соответствии с законом переменной, но определенной пропорциональности. Наконец, это труд, который, как основной жизненный принцип, беспокоит, mens agitat (планирует мысли), материю, molem (основную массу) богатства