Коленька на это никак не реагирует, а Станислав Викторович спрашивает:

— Объясните, в чем дело?

Подбегает сержант, вытаскивает пистолет, орет:

— Выйти, мать вашу!.. Продырявлю!

Станислав Викторович с портфелем в руках и Коленька выходят, сержант тотчас вырывает портфель, а капитан... падает мордой на асфальт, сбитый Мишкиным ударом. Гречихин наваливается на него сверху, заламывает руку. Капитан пробует трепыхаться, но куда ему против спецназа!

А сержант с портфелем торопится не спасать своего, а к «жигуленку» с синей полосой-само-клейкой. Но дорогу ему перекрывает развернувшийся и примчавшийся сюда Панин. Сержант швыряет в него и портфель, и пластмассовый пистолет. Пистолет разбивается об асфальт, а портфель Вадим ловит, открывает его и вытаскивает оттуда кипу газет и бутылку с минералкой:

— Правильно, между прочим, делаешь, что из-за такого добра драться не бросаешься.

Коленька идет к машине Панина и берет оттуда другой портфель, теперь уже действительно с деньгами.

— Вадим! — кричит Гречихин. — А у этого не игрушка, ствол так ствол — «Кипарис».

Возле них тормозит «уазик», оттуда выскакивают бойцы в масках, с автоматами, но Панин все же узнает Раша Амирханова и спрашивает его:

— Старый «Форд» задержали?

— А то как же!

3

Славин встретил в своем кабинете Панина и Мишку с улыбкой, но сразу стал говорить не совсем веселые вещи:

— Вам что, посмертно ордена получить хочется, что ли? Я же просил: не форсируйте события, мои едут, и бандиты никуда не денутся. Ну вот только представьте, что игрушка была бы у того, кто за капитана себя выдавал, а настоящий ствол — у его подельника.

— А что, — сказал Гречихин. — Орден — это круто.

Юрий Кириллович только рукой махнул:

— С вами не соскучишься... Так вот, товарищи, о стволе. Еще Чехов писал, если помните: если «Кипарис» висит на стене, то он рано или поздно, да выстрелит. Начинает всплывать оружие. Хотя как же иначе? Его и воровали, предчувствуя, что оно всплывет.

— Искушение большое, больше страха, — сказал Панин. — Но я чувствую, вы нас пригласили не для того, чтоб классика вспомнить.

На столе Славина теперь стоял чайник. Он включил его и вынул из нижнего ящика три чашки, чай в пакетиках, пачку с печеньем и сахар.

— Не люблю, когда рабочие кабинеты в закусочные превращают. Ну да ладно, и самому чаю хочется. У меня тут самообслуживание, приступайте к трапезе, а я вам пока новость расскажу. Сегодня на экскурсию ходил. Женщиной одной любовался.

— Мне можете об этом не говорить, я счастливо женат, — сказал Мишка.

— Я тоже. Вы печенье-то прожуйте, а то вдруг аппетит испортится. В морге я был. Наконец-то воочию увидел Антонину Ярему.

Панин отставил чай и привстал со стула:

— Я чувствовал это. Чувствовал! Почерк Волина, пуля в лоб?

Полковник вытащил и разложил на столе карту:

— Труп нашли собачники, в болотной тине, в камышах. Курцхаар утку услышал, полез в воду, ну и... Убита женщина день назад, выстрелом в грудь. — Славин при этом выразительно посмотрел на Вадима. — Точно в сердце. Может, Волин на этот раз изменил себе, а, Панин?

— Когда убивают — не экспериментируют, — ответил тот и снова сел.

— А размер его ноги не знаешь?

— Сорок четвертый, — сказал Мишка. — У него как-то берцы в горах порвались, я ему кеды свои дал. Подошли.

— Остались следы? — По-своему понял вопрос Славина Вадим.

— Остались. Там тропка была, на тропке отпечатки ее туфель, мужчина шел сзади, притаптывал следы, у него ботинки сорок второго размера. — Полковник постучал торцом карандаша по карте. — Вот здесь это случилось. Можно проехать и из дачных поселков, и из деревень, и из Москвы. Оставить машину в лесу и прогуляться минут десять...

— Нет, — возразил Панин, глядя на карту. — Если бы сюда ехали из Москвы, то было бы проще расправиться с Яремой вот здесь, скажем, — он показал пальцем. — Места глухие, собачники не ходят, и ехать ближе.

— Панин, — сказал Славин. — Иди к нам, а? Я тебе хорошую должность найду.

Но Вадим словно и не услышал эти слова. Он продолжал изучать карту.

— Тут весьма населенный район...

— Не то слово! Десятки деревень, дачных поселков не меньше, федеральная трасса в пяти километрах, идет через райцентры, города... Да и кого искать — Волина, Абрамова или вообще неизвестного типа с ногой сорок второго размера? Но лично я склоняюсь к Абрамову. И тут надеюсь на вашу помощь, потому и чаем пою. В лицо Абрамова мало кто знает...

4

День назад Анатолий Сергеевич вернулся на «жигуленке» Волина почти затемно. Разулся внизу у лестницы, там же надел шлепки, стал подниматься вверх, увидел вышедшего из летнего домика Волина, позвал:

— Зайди.

Волин бросил взгляд на стоявшие ботинки: в глине, листва прилипла к ним.

— Все прошло нормально, Анатолий Сергеевич?

— Ну а как же! Подождал, пока не села на борт и не взлетела... Я свои дела всегда до конца довожу.

— А потом вы ездили еще и карася ловить?

— Какой карась? Ты с ума сошел? Посчитай, сколько до аэропорта да назад. Все время на дорогу ушло. Я чего пригласил — давай выпьем. За мягкую посадку.

Волин не отказался.

И пил весь следующий день — уже сам, в летнем домике. Абрамов не мешал ему. Он исчез с утра и не появлялся на даче до поздней ночи.

Пока Волин пил, у его бывшего сослуживца, Михаила Михайловича Гречихина, опять грянули большие изменения.

Утром его пригласил Виталий Эмильевич для конфиденциальной беседы.

— Михаил Михайлович, должен сказать, я вами очень доволен, равно как и весь коллектив. Вписались что надо...

— Намек понял, — сказал Мишка. — Бутылку поставить надо? Так за мной не заржавеет.

Ронкин засмеялся:

— Тоже мысль, я буду не против, только чтоб не пьянка была, а культурное застолье. Но речь сейчас не об этом. В Азию лететь готовы? Командировочные получили?

— Командировочные? А я было подумал, что это вы мне за три года вперед зарплату выплатили.

Ронкин пренебрежительно махнул рукой:

— Это все мелочи. Представляю, что вы скажете, когда по итогам года премию получать будете. Там сумма уже серьезная. Если мы останемся лидерами в нашей нише... — Он с прищуром посмотрел на Гречихина. — Как думаете, останемся?

— Чтоб думать, надо все знать о конкурентах, Виталий Эмильевич. А я без понятия, есть ли они у вас вообще.

— У нас, — мягко поправил его Ронкин. — У нас, Михаил Михайлович, ибо мы, и я, и вы, и весь коллектив — одно целое. А значит, задача перед нами одна: быть первыми.