его тотчас схватит инквизиция. С этим никакой неопределенности не было. Однажды Уго улучил момент, когда они с Маиром бок о бок трудились на винограднике, и поинтересовался, притворившись, что спрашивает из праздного любопытства:

– Маир, а что, если христианин захочет перейти в иудейство?

Виноградарь даже не разогнул спины:

– Ему следует отречься и принять иудейскую веру.

Оба замолчали, было слышно только, как железо вгрызается в землю, а еще жужжание насекомых и шуршание каких-то зверьков.

– Ты ведь не собираешься так поступить?

Еврей распрямился, держась рукой за поясницу.

– Нет, конечно.

– Потому что, если ты так поступишь, ты будешь считаться еретиком, попадешь в инквизицию и тебя осудят как такового. Именно так относится инквизиция к христианам, которые отрекаются от веры, чтобы сделаться иудеями или магометанами. И наказанием может стать даже смерть… тебя сожгут на костре.

– Понятно, – насупился Уго.

– Только подумай, инквизиция ни перед чем не останавливается: даже тех христиан, что отрекаются под страхом смерти или под пытками, как случилось с несколькими пленниками, которых выкупили из тюрем Берберии монахи-мерсенарии, – их тоже сочли еретиками.

– Да уж, – только и смог ответить Уго.

Виноградарь и подмастерье вернулись к работе, но совсем скоро Маир снова разогнул спину и снова заговорил, на сей раз громким голосом, напирая на каждое слово:

– А заодно с еретиком, отрекшимся от христианства, инквизиция объявляет еретиками и тех евреев или неверных, которые сбили христианина с пути. Даже не сомневайся, – грозно добавил Маир, – что, если ты перейдешь в нашу веру, меня сразу же схватят как совратителя.

«А могут схватить и Дольсу». От этой мысли Уго содрогнулся.

– Не беспокойтесь, Маир. Я не собираюсь откре…

– Отрекаться, – подсказал еврей. – Очень на это надеюсь, юноша.

Уго вернулся к происходящему в часовне бастайшей, услышав женский плач. Быть может, однажды они с Дольсой убегут в какой-нибудь далекий-далекий край, где их никто не знает, и он сможет выдавать себя за еврея. В Гранаду. Уго слышал, что там правят мусульмане, а евреям живется спокойно. В Королевстве Гранада никому не будет дела, что он христианин. Он должен наконец-то предложить этот план Дольсе. Юноша прищелкнул языком, и стоящая рядом старушка посмотрела на него с осуждением. Уго тысячу раз собирался об этом заговорить, но в последний момент, видя девушку перед собой, не находил нужных слов, колебался и путался в мыслях, потому что боялся услышать ее ответ.

Мар похоронили на большом кладбище, что на площади Святой Марии, прямо напротив церкви. Именно в тот момент, когда гроб опускали в могилу, Уго снова вспомнил о Бернате, ему стало жаль друга, который не смог сказать своей матушке последнее «прощай».

Бастайши и их семьи не знали, что делать, когда с лопаты упала последняя горсть земли и ушел священник: некому было выразить свои соболезнования, ведь никто из родственников покойной не явился. Уго оставил скорбящих в этих раздумьях, а сам ушел к морю. Ему нужен был этот запах, эта свежесть, он мечтал потрогать воду и наполнить легкие витающей в воздухе солью.

– До меня дошли слухи, будто он ходит в море под началом кастильского корсара.

Уго обернулся. Его нагонял пыхтящий Жоан Наварро.

– Бернат? – сразу же догадался Уго. О ком еще может говорить помощник управляющего королевской верфью?

– Да. Это только слухи, и все же…

– Где он?

– Картахена, Севилья… Откуда мне знать?

– Я очень рад. И мне жаль его матушку.

– Ну а ты… Как твои дела?

«Схожу с ума от любви к еврейке».

– Я хотел стать mestre d’aixa, – ответил Уго вслух.

– Я знаю.

– Мне хотелось бы и дальше работать на верфях: там корабли, там море…

– А хочешь, сходим туда сейчас? – (Это предложение изумило Уго, но еще больше он изумился продолжению.) – Мы войдем через главные ворота. Тебе не придется карабкаться на стену тайком, глухой ночью.

– Простите меня…

– Мы получили топорик обратно. Что же до арбалета… его нам вернули королевские солдаты.

– Нам не повезло.

– Вы двое до сих пор живы после того, как пытались убить Первого капитана королевского войска! – возразил Наварро, крепко хлопнув юношу по плечу. – Ну конечно же, вам повезло, и даже очень повезло!

На верфи работа кипела вовсю; Уго не помнил, чтобы здесь хоть когда-то было так суматошно. Король Хуан повелел строить новую армаду, чтобы защитить Сицилию от династических притязаний его племянника Мартина Младшего, который недавно заключил брак с Марией, королевой Сицилии, около десяти лет назад бежавшей в Каталонию после восстания сицилийской знати. На верфи бесперебойно работали над восемью кораблями – их строили и под сводами, и в большом дворе. Шум стоял оглушительный, а воздух, несмотря на грандиозные размеры здания, был почти что непригоден для дыхания из-за дыма, опилок, расплавленного жира, смоляного вара и пота работающих людей.

– Король… – Наварро приходилось кричать во весь голос, чтобы хоть что-то втолковать обалдевшему Уго. – Король приказал, чтобы все работники, строящие корабли, от конопатчиков и mestres d’aixa до бастайшей и весельщиков, оставались в Барселоне, в распоряжении альгвасила королевских армад. Это как на войне: все обязаны работать на короля, – с гордостью добавил помощник управляющего и обвел широким жестом бурлящие верфи.

Уго уже слышал о новой армаде. «Им потребуется вино, много вина, – предсказывал Маир. – Но пока они ее будут строить, пройдет год, может, два – или даже больше. За это время нам предстоит заключить много сделок и накопить изрядный запас».

«Нам». Это короткое слово врезалось Уго в память. И неожиданно вся сутолока и неразбериха верфей показались ему такими далекими, такими чужими в сравнении с размеренной работой на виноградниках. Там Уго провел уже несколько лет и действительно чувствовал себя частью земли. «Нам». Их отношения с Маиром теперь скреплялись нежностью, которую учитель старался скрывать. Детей у винодела не было. Дольса однажды обмолвилась, что Маир развелся с первой женой, потому что она не могла зачать, но и со второй у него ничего не получилось; а тем временем первая супруга, поверив в свое бесплодие, прижила сына на стороне; об этой внебрачной связи стало известно всем, что сильно ударило по мужской гордости Маира. «Ничего подобного не случилось бы, если бы Маир оставил себе обеих жен» – вот каким выводом Дольса закончила свою историю. «Обеих? Разве так можно?» – «Ну конечно можно, – подтвердила Дольса. – Ничто не мешало Маиру жить с двумя женщинами, особенно учитывая, что первая якобы оказалась бесплодной».

Откровение, испытанное Уго на королевской верфи, еще сильнее привязало парня к земле, которая ему не принадлежала. Маир относился к своему помощнику очень хорошо, он упорно и терпеливо