Он взвыл, ощутив еще более острую боль, когда Лопоухий выдернул обе швейные принадлежности, самодовольно крякнув в унисон отчаянному вою. Кровь хлынула обильнее.

Сквозь слезы и полуобморочный туман Оболонский различал две фигуры, склонившиеся над ним. Острый дух нашатыря отбросил голову назад, что вызвало очередной болевой удар в область затылка, отдалось в спине.

Он близок был к безумию, и голос, раздавшийся совсем рядом, показался глухим, словно потусторонним.

– Очухался, партизан-герой? А я ведь предупреждал! Вот чудак: готов калекой стать, сдохнуть в мучениях, а за что? Деньги твои никто не отнимает, рубить капусту дальше никто не запрещает. Поделись методом своим с ближним и живи как король. Еще Лившиц говорил: «Делиться надо».

Раскатистый смех в две глотки пронзил почище пыточной иглы, швырнул еще глубже в черную прорву отчаяния.

– Ладно, полежи тут в собственном дерьме и кровище, малек подумай, а мы через полчасика вернемся. Ты нам все расскажешь, а мы тебя умоем, раны обработаем, вкусно пожрать дадим, водочки нальем, вместе выпьем за удачу нашего общего дела, закорешимся, и домой поедешь, баиньки, – он смутной памятью различил интонации Руслана, ломавшего ему руки.

Хлопнула крышка люка. Он лежал, задыхаясь от боли и рыданий, с жадностью глотая смрадный воздух, насыщенный его же миазмами.

Внезапно отчаянная досада вытеснила боль:

«Аполлоша предал, обманул?! Внушал, что все сбудется. Вел к несметному богатству, а привел… в пыточный подвал. За что? Будь проклят тот миг, когда я стащил с антресолей эту злосчастную статуэтку! Предок выкопал ее в чужой земле и украл. А на меня обрушилась месть таинственных древних сил. Тех, что управляют духом, спрятанным в бронзовой оболочке. Наверно, над ним есть другие боги – всесильные. Или… все проще? Черт побери, все проще! Это расплата за предательство. Я предал память ребенка моего и жены. Аполлоша повел к деньгам, чтобы мог я заплатить за месть. А я? Про что стал думать, о чем размечтался? Богатство на старости лет. Вилла у моря, сытая жизнь. Гошка с толку сбил: «…здравый смысл, чувство реальности…» На кой хрен, если совесть болит, сердце свербит каждый день, когда на фото их смотрю. Сам я во всем и виноват».

Но дальше смутная мысль его обратилась туда, куда и должна была: к поиску выхода, спасения, избавления, свободы. Он смог осознать ужасное: если не найдет этот выход, ад продолжится, и он не вынесет, он умрет. Впрочем, может оно и к лучшему. Чем так мучиться…

Он не знал, сколько прошло времени, когда его зачумленный мозг посетила идея. Подлая, опасная, но дающая шанс.

«Прости, Гошик, но ты хоть будешь знать, что я жив. Прости, у меня нет другого выхода!» – мысленно покаялся несчастный Игнат.

Здоровяк и Лопоухий спустились, когда он проворачивал в уме свой план, как грубый сухой шмат говядины в допотопной мясорубке.

– Ну как, Штирлиц, будешь объяснять, откуда отпечатки на чемодане радистки Кэт, или дальше тебя кромсать? – с бодрой улыбкой вопрошал Руслан, судя по всему, большой любитель и знаток телевизионного фольклора.

– Я все скажу, – выдавил из себя Игнат, подняв глаза, кроваво-красные от слез и боли.

– Вот и молодец! Валяй! Только внятно и без туфты, понял?

– Мужики, я покажу, как это делается. Все увидите сами. Для этого нужен Интернет с программой, которая дает возможность играть на бирже. И один прибор, совсем маленький. Это изобретение одного гениального человека. Прибор вмонтирован в статуэтку греческого или римского бога. Я не знаю, как он действует, клянусь вам. Его не видно, и достать его нельзя, он залит в бронзу, как в оболочку. Но если вы дадите мне компьютер с программой и поставите передо мной эту фигурку, я буду выигрывать для вас деньги. Все время выигрывать. Чем больше ставка, тем больше выигрыш. Я не проиграю никогда. Так было почти год. Я снял с биржи миллионы, вы ведь знаете. Так и будет. Там сейчас на счете копейки – тысячи две. Но для примера хватит. Потом доложите, я доверенность дам. Я докажу вам прямо здесь, у вас на глазах. Если обману, вы сможете запытать меня до смерти или просто убить. Но я говорю правду, я докажу. Привезите мой компьютер. И сразу предупреждаю, чтобы потом не обвиняли: это штука настроена только на меня, на мои биотоки. Научить вас или перестроить его я не могу. Лучше тогда сразу убейте меня.

Бандиты переглянулись. «Руслан» (мы-то знаем его как Босю) взял Игната за волосы, близко притянул окровавленное лицо к своему и прошипел: «Смотри, боров позорный, если гонишь, я тебя живьем зажарю! Компьютер при нас – мы же не мудаки. Мобильный Интернет организую – не проблема. А где эта херовина?»

– Фигурка… – Игнат сделал паузу, готовясь переступить черту, за которой он перестанет считать себя человеком, и действительно станет «боровом позорным». – …а фигурка у моего приятеля. Я вашу слежку заподозрил, узнал армянина вашего из антикварки, ну и отдал устройство приятелю от греха. Велел спрятать, никому не показывать, пока сам не заберу.

– Имя, адрес, с кем живет, где работает – быстро!

– Я скажу. Только это не поможет. Вам его не выкрасть, и статуэтку вы не получите.

– Это почему же?

– Он мой сосед и друг. Человек умный и хитрый, и пугливый очень. Мы с ним всю жизнь дружим, каждый день по телефону созваниваемся. Он меня наверняка уже хватился. К ментам точно обращаться не стал, гарантирую. Во-первых, это не в наших с ним интересах – начнут копать, откуда мы столько бабок срубили.

– Мы? – удивился Лопоухий. – Он че, тоже от этого устройства кормился?

– Вроде того. Только команды от статуэтки я один могу получать, а он на подхвате, ставки делал. Короче… он меня любит, ждет, переживает. Надеется, что я скоро вернусь. И молчит, я знаю.

– Так вы че, педики, что ли? – Лопоухий заржал. – Ну ты, мужик, точно не похож. Я б тебя не стал…

Игнат испытал дикое омерзение, глядя на ублюдка, ему страстно захотелось врезать по этой гнусной харе под уродливой маской, но он вдруг осознал, что, выдавая, втягивая Гошу, подставляя его, в чем-то сравнялся со своими палачами.

– Я уверен, что Георгий унес фигурку из своей квартиры и спрятал. Скорее всего, арендовал большую ячейку в банке и туда ее…

– Ах ты падла! – Лопоухий замахнулся. – Ты чего задумал? На банк нас наводишь, гад, засветить хочешь?

Бося резким движением пудовой руки перехватил недетский кулак напарника в нескольких сантиметрах от Игнатовой челюсти. Он вдруг заговорил так же деликатно и вежливо, как тогда, в квартире, в начале «маскарада».

– Игнатий Васильевич, дорогой, не обижайтесь на моего коллегу, у него шесть классов образования и травма головы, полученная в лагере, не в пионерском, То, что вы обещаете, бредятина какая-то. Но я вам верю, и это главное. Верю, потому что не могу себе представить, что у вас хватит смелости меня обмануть. Вы должны осознавать: то, что я вам устрою в таком случае, я не пожелал бы даже самому Чикатило, даже Гитлеру или, например, убийце моей родной матери. Человек такое не должен испытать, пусть за самые жуткие провинности. Давайте же вместе подумаем, как нам доставить сюда ваше запакованное в бронзу волшебное устройство, но с условием: шума не поднимаем, банки не грабим, не стреляем и вообще не беспокоим наше славное МВД. Что вы предлагаете?