Джек остановился перед домом своих тети и дяди и глубоко вдохнул. Он должен был сделать это сегодня. Сколько бы часов он ни провел, размышляя о недостатках своей семьи, они все равно оставались его семьей. Он не мог прятаться от них вечно. И он уже рассказал армии о своей «короткой нити», пришло время сделать и этот шаг.

Но он сознательно выбрал вторую половину дня, когда Энтони будет на работе и ему придется столкнуться только с тетей.

— Слава богу, что тебя не было на митинге с этим ужасным протестом, — сказала Кэтрин, притягивая племянника в свои объятия.

Отец Джека морщился от слишком близкого физического общения, но Кэтрин всегда любила обниматься.

— Я знаю, что для вас с дядей Энтони сейчас сумасшедшее время, но я пришел, потому что должен тебе кое-что сказать, — проговорил Джек, пока Кэтрин наливала ему чашку кофе. — Ты наверняка знаешь, что нас обязали раскрыть длину нитей армейскому начальству, так что я хотел, чтобы вы услышали от меня, что… у меня нить короткая.

Рука Кэтрин дрожала, когда она ставила на место кофейник.

— Насколько короткая? — прошептала она.

— Кажется, она заканчивается где-то между двадцатью шестью и двадцатью восемью, — сказал он. (Джек всегда называл короткую нить «она», полностью отстраняя от себя. Он никогда не мог произнести слова «я» или «моя».)

— О, Джек, нет, я не знаю, что сказать. Мне так жаль… — Голос Кэтрин сорвался от слез.

— Все в порядке. Пожалуйста, не плачь из-за меня, — умолял Джек, внезапно расстроившись из-за ее реакции. Но чего еще он ожидал? Он знал, что тетя может быть такой же слепо амбициозной, как дядя, и стоять рядом с ним, несмотря ни на что. Но она же дарила Джеку фигурки Капитана Америки и приносила ему домой замороженные продукты после ухода мамы. Конечно, она заплакала бы, узнав об этом.

Он просто не заслуживал ее слез.

— Правда, у меня все хорошо, — заверил он ее, хотя не мог отделаться от мысли, что вся его дилемма — дело рук ее мужа. Если бы только он мог сказать что-нибудь от имени Хавьера, возможно, даже доверить ей правду.

После того как мать бросила его, Джек надеялся, что тетя, младшая сестра отца, заполнит пустоту. И иногда ей это удавалось. Но она никогда не хотела быть матерью Джека. Она хотела быть миссис Роллинз.

Она хотела идеальный брак, желанный социальный статус, хотела хозяйничать на званых обедах, на благотворительных вечерах и в яхт-клубах, а когда-нибудь, возможно, и управлять всей страной. А Хантеры всегда получали то, что хотели.

— Ты очень смелый, — наконец сказала Кэтрин. — Вся семья будет гордиться тобой.

И это, вероятно, было хуже, чем слезы.

Слабое «спасибо» — вот и все, что смог выдавить Джек.

— Мне, наверное, пора возвращаться, — сказал он. — Не хочу стоять в пробке.

— Ну, я всегда готова помочь, если понадоблюсь, — добавила Кэтрин. — И твой дядя тоже.

Почему-то Джек сомневался в последнем.

Кэтрин улыбнулась ему, открывая дверь. Джек выскользнул из дома и сел в машину, испытывая облегчение оттого, что остался один.

Вернувшись в свою квартиру, Джек рухнул на кровать, измученный и сгорающий от чувства вины.

Лгать было трудно; неужели его тете обязательно было хвалить его стоический характер? Классическую храбрость Хантера? Предрекать, что семья «им гордится»?

Он не заслужил ее восхищения и уж точно не заслужил ее жалости. Джеку стало тошно от мысли, что она плачет по нему, по той короткой нити, которая, по ее мнению, у него была, в то время как по Хавьеру никто не плачет. Именно он был по-настоящему храбрым, а не Джек.

Усевшись, он уставился прямо в свой шкаф, дверца которого была приоткрыта, выставляя на обозрение неряшливые кучи одежды на полу и куртки, висевшие на вешалках. Армия никогда бы не потерпела такого беспорядка. И уж точно они не потерпели бы той лжи, которую он говорил своей тете, лжи, слепленной из страха.

Когда Джек заметил свою форму, висевшую сзади, свежевыглаженную и все еще закрытую пластиковым пакетом из химчистки, внутри у него что-то оборвалось. Он подбежал к шкафу и начал хватать вещи — брюки на вешалках, футболки на полках, сложенную пару тренировочных штанов, — любую вещь из академии или армии, любое доказательство того, что он когда-то пытался вписаться в общество. Затем он собрал все в беспорядочную кучу, развернулся к своей комнате и запихнул ком одежды под кровать.

ЭНТОНИ

Как и ожидал Энтони, после митинга его показатели резко возросли. Его послание нашло отклик. Люди были напуганы. И они обращались к нему за помощью.

Именно тогда, когда Энтони думал, что лучше уже быть не может, полиция при обыске квартиры его потенциальной убийцы нашла коробку с короткой нитью, показавшей, что ей осталось всего несколько лет. Должно быть, ее свели с ума, заключила общественность. Еще одна причина, почему нельзя доверять коротконитным и почему Энтони был все это время прав.

Эта новость всколыхнула «Твиттер».

Энтони не слишком заботило, о чем судачат в интернете, но руководитель его избирательной кампании был доволен. Казалось, что национальная дискуссия все больше смещается в их пользу.

Нити были относительно новым явлением, поэтому любое насилие, порожденное их появлением, считалось новым видом насилия. Тот факт, что стрелок на митинге оказался женщиной, только помог делу Энтони. До появления нитей в стране редко появлялись женщины-убийцы, но теперь любой коротконитный мог рассматриваться как потенциальная угроза. Старые методы поддержания правопорядка уже не работали. И Энтони был единственным кандидатом, готовым выйти на битву за порядок.

Хотя Уэс Джонсон все еще пытался достучаться до логики избирателей, большинству других кандидатов мешали стереотипы: профессор Лиги плюща была слишком не от мира сего, нахальный губернатор — слишком неотесанным, консервативная дама-конгрессвумен слишком охотно играла роль «матери нации». Энтони проявил смекалку, ухватившись за ниточку, и связал себя с наиболее актуальным вопросом до того, как кто-то успел навесить на него ярлык или, что еще хуже, признать непригодным.

Прошло всего несколько дней, и люди потребовали запретить коротконитным приобретать оружие, а Энтони взялся за разработку соответствующего закона. Даже наука, казалось, была на его стороне. На той же неделе, когда Энтони приступил к работе над своим законопроектом, группа японских и американских ученых огласила сенсацию: представила миру обновленную версию сайта для измерения нитей. Больше никаких окон в несколько лет, никаких оценок или диапазонов. Теперь было одно число. Конкретный возраст смерти каждого человека.