Вторая половина матча без Сайласа и с командой, пребывающей в полном шоке, стала настоящим провалом. Хозяева площадки были подавлены, их игра полностью разладилась. Академия Фэй выиграла с огромным преимуществом.

Два дня спустя, в понедельник вечером, когда Рашид, пообедав, вернулся в общежитие, его окликнул сосед по комнате.

— Взгляни на это, — сказал Шон.

Рашид взглянул и увидел на экране его компьютера то, что он принял за порнофильм.

— Ты интересуешься этим дерьмом? — попытался поддеть он соседа.

— Посмотри внимательнее, — настаивал Шон. — Это же общежитие Авери.

Рашид подошел к Шону и пригляделся. На полу валялись кроссовки. Это вполне могло быть одной из комнат общежития Авери. Тот, кто выложил эти кадры на «Youtube», затемнил лица участников, но их действия не оставляли ни малейших сомнений. Рашид хотел отвернуться, как вдруг заметил на экране два лежащих на полу предмета одежды — зеленый свитер Сайласа и спортивную куртку Джей Дота с обрезанными чуть выше локтя рукавами. Рашид поднял голову и уставился в потолок. Он сразу понял, что с баскетболом покончено.

Он не мог остановить поток газетных статей, выливавших ушаты грязи на всю команду. Именно тогда ему очень хотелось выступить в свою защиту, крикнуть, что он ни в чем не виноват. Но отец рекомендовал ему быть сдержанным и осторожным. «Забудь об этом, — говорил он. — Молчи, иначе они исказят все, что ты скажешь». И Рашид смолчал даже тогда, когда выгнали тренера и отменили все игры до конца сезона. Даже когда писали об ответственности всей команды и о процветающем в ней беззаконии. Рашид не понимал, как людям может сходить с рук вся эта клевета, но репортеры писали и говорили все, что им вздумается, и делали это совершенно безнаказанно.

Рашид еще раз окинул взглядом Бостон и увидел своего профессора, поднимающегося по ведущей к корпусу дорожке. Он наклонил голову, защищаясь от ветра, всегда гуляющего по территории колледжа поздней осенью и зимой. Рашид скользнул в дверь и направился в класс. Иногда он вспоминал Джей Дота и Роба. Он ничего не знал об их судьбе, потому что связь между ними оборвалась. Поначалу Рашид обижался, что Ирвин не отвечает на его звонки. Рашид втиснулся за маленький деревянный стол. Под его фотографией в списке первокурсников значилось «Академия Авери». Его до сих пор спрашивали о скандале, причем не только студенты. Кое-кто из преподавателей отводил его в сторонку, пытаясь выудить достоверную информацию. «А ведь с рельсов сошел не я один», — размышлял Рашид, доставая из рюкзака книги. Как насчет Ирвина, и Джамайла, и Августа, и Перри? Всей его команде, включая подающих надежды девятиклассников, пришлось распрощаться с баскетболом. Эта история перечеркнула будущее как минимум четырех или пяти человек. Если бы даже команда сейчас возродилась, то Джейкоб как-там-его уже заканчивает школу. После такого перерыва ему не удастся привлечь внимание университетских селекционеров. Рашид не мог понять, в каких правилах записано, что школа, оказавшись в затруднительном положении, имеет право так поступить с командой и ее тренером и даже не принести извинений. Во всяком случае, перед Рашидом никто не извинялся.

Но он не собирается об этом думать, потому что эти размышления только бередят старую рану. Вернувшись в общежитие, он порвет и выбросит письмо этой аспирантки.

Что бы она там ни писала, его это больше не касается. У него есть дела поважнее. Он должен учиться.

Я увидела это письмо. Ты оставил его на столе. Ты сделал это, хотя знал, что оно опять напомнит мне о том, что случилось. На тебя это не похоже. Я увидела его, спустившись вниз, чтобы попить. Мне в глаза бросилась одна строчка, и я все поняла. Еще один человек хочет поговорить о Сайласе.

Ты позвонишь ей, этой аспирантке по имени Жаклин?

Я лежу в постели и смотрю в потолок. Лучше бы я его не видела. Как ты мог допустить такую оплошность? Ты ведь всегда так внимателен. Тебя отвлек телефонный звонок? Или ты просто спешил?

Я пытаюсь думать о потолке, о конструкции дома под гипсокартоном и штукатуркой, о том, как невидимые стропила и балки вздымаются к высшей точке — венчающей их крыше. Я лежу на голубом стеганом одеяле, том самом, которое я сшила после нашей свадьбы. Не помню, как я его шила. Не хочу вспоминать нашу свадьбу.

Но иногда я только и делаю, что вспоминаю.

Мы с тобой никогда не разговариваем. Раз или два в неделю мы обмениваемся обрывками фраз. В основном это вопросы или краткие сообщения. «Я приготовила мясной хлеб к обеду». «Ты не видела мои коричневые ботинки?»

* * *

Я встаю, откидываю покрывало с верхней простыней и заползаю в постель. Я взбиваю мягкую подушку и кладу на нее голову. Что, если ты расскажешь этой аспирантке из Вермонтского университета то, о чем ты ни разу не обмолвился журналистам, то, в чем ты меня ни разу не обвинил: «Это все произошло из-за моей жены»?

Ты этого не сделаешь. Я не могу представить, как ты произносишь нечто подобное.

Но это правда, и ты имеешь полное право так сказать. Все случилось из-за меня.

Все случилось из-за моего желания.

Насколько было бы легче, если бы я не помнила о своем преступлении! О множестве своих преступлений. Я перестала спрашивать себя, почему я на это пошла. Ответа на этот вопрос все равно нет.

Я была одинока, и мне хотелось мужчину.

Нет, это неправда. Я не была одинока. У меня были ты и Сайлас. Но меня все равно снедало желание.

Это мое желание… Оно было омерзительно.

Я смотрела, как спасатели извлекают его из машины, из мощного «вольво», который почти не пострадал, даже перевернувшись на скорости. Он попытался встать, но медики ему этого не позволили. Его уложили на носилки, которые затем поместили в карету «скорой помощи». Мне очень хотелось узнать, как его зовут. Позже я узнала его имя из газет. А о том, что он работает в школе, мне сообщил Гэри.

Если бы он не приехал к нам опять, чтобы извиниться и предложить оплатить ущерб, забыла бы я его или нет? И то, что я держала его за руку до приезда спасателей, в этом случае оказалось бы приятным, но совершенно незначительным эпизодом, не имеющим продолжения?

В тот день, когда он приехал к нам, чтобы оплатить нанесенный нашему имуществу ущерб, я поняла, что хочу снова увидеться с ним. Это еще не было настоящим желанием. Мы обменивались незначительными фразами, задавали друг другу какие-то вопросы, отвечали на них, но мне уже тогда показалось, что все это подталкивает меня в определенном направлении. Я спросила, можно ли мне посетить школу.

Ответственность за то, что Сайлас пошел в эту школу, лежит на мне. Ты этого не хотел. Ты не хотел, чтобы он туда поступал.

Очень долго я считала, что делаю это для Сайласа.