Мое вероломство не имело границ. Желание боролось с осознанием собственной лживости и неизменно побеждало. Я иногда думала о его жене, но ни разу не задала ему ни единого вопроса. Я не хотела, чтобы он произносил ее имя. В конце концов, нам пришлось бы заговорить о тебе и его жене, но наше время истекло. Время подставило нам ножку и наказало нас.

Я слышу, как твой грузовик подъезжает к дому. Ты войдешь, увидишь на столе распечатанный конверт и быстро его спрячешь. Я слышу твои шаги на заднем крыльце, открываю рот и изо всех сил кусаю подушку. Запихиваю подушку поглубже в рот, чтобы ты не услышал моего крика.

Наверное, он тогда задремал. Он уже не меньше десяти раз побывал в доме Анны с тех пор, как они впервые занялись любовью. Иногда ему казалось, что дни их свиданий — это самые важные дни в его жизни. Да, он задремал, поскольку помнит, что его как будто подбросило. Его разбудил какой-то странный звук.

— Майк, — произнесла Анна.

Это был всего лишь тихий звон, какой могут издать, например, ключи, брошенные в пепельницу, но Анна в его объятиях испуганно напряглась. Затем он услышал, как открылась дверца холодильника.

Майк подумал, что любой, кому приходилось иметь дело с подростками, легко может представить эту сцену. Парнишка, не обратив ни малейшего внимания на машину директора школы перед домом, вваливается в кухню и привычным жестом роняет ключи в стеклянную вазочку. Он открывает холодильник в поисках коробки с молоком или соком, потому что сразу после тренировки ему очень хочется пить. И хотя сегодня тренировка закончилась раньше обычного из-за собрания, на которое пришлось убежать тренеру, жажда от этого не стала меньше. Возможно, парень собирается принять душ и умчаться на свидание со своей девушкой. Возможно, он решил пообедать в столовой с друзьями. Даже не задумываясь о том, где могут быть его мать и директор школы (скорее всего, сидят в гостиной и шелестят какими-нибудь документами), юноша взбегает по лестнице, энергично преодолевая по две крутые ступеньки за один шаг.

Майк в ужасе слушал, как Сайлас мочится в туалете. Затем в раковину потекла вода. Наверное, он решил смыть пот с лица. Майк представил себе, как он стоит там, в блестящих баскетбольных шортах и хлопковой футболке. Может, он запрыгнет в ванну, чтобы принять душ? В этом случае Майк успеет проскочить мимо ванной. Или же Сайлас лишь на одну минутку забежал в дом и скоро уедет.

Он так и не понял, что выдало его присутствие. Возможно, закрытая дверь в гостевую спальню.

— Мам? — нерешительно позвал Сайлас.

Анна уже натянула комбинацию, поспешно надела свитер и чуть ли не впрыгнула в юбку. Майк заметил, что она забыла о туфлях.

Она вышла из комнаты, быстро захлопнув за собой дверь. Однако в узкую щель Майк успел заметить встревоженное и бледное лицо ее сына.

Голос Сайласа был очень громким. Анна старалась разрядить обстановку. Сайлас задавал вопросы. Анна, как могла, отвечала на них. Сайлас перешел на крик. Анна попыталась проявить твердость.

— Ты трахаешься с этим козлом?! — раздался вопль Сайласа. — Ты трахаешься с этим козлом?!

Хлопнула дверь. Но почти мгновенно она распахнулась опять, ручка с треском врезалась в стену.

— Черт! Черт! Черт! — Крик Сайласа стихал, пока он спускался по лестнице, а затем на мгновение смолк за дверью. Теперь он доносился со двора через тонкое стекло гостевой спальни. Хлопнула дверца машины, низко взревел двигатель, с сухим стуком вылетела щебенка из-под колес, и Сайлас умчался прочь.

Майк быстро оделся и вышел на площадку. Дверь в спальню Квинни была закрыта. Быть может, Майку только послышался плач Анны. Скорее всего, она сидит на краю супружеской постели, плотно прижав ладони к кружевному покрывалу. Она замерла и почти не дышит.

Оуэнн сел на диван и задумался. Только что позвонила девушка Сайласа, Ноэль. Оуэн понял, что она встревожена.

Он сидел и думал: «Наверное, они поссорились. Сайлас отказался от обеда. Сразу пошел к себе. Да, они повздорили».

После второго звонка Оуэн поднялся наверх и постучал в дверь комнаты Сайласа. С этими подростками приходится быть очень деликатным.

Сайлас не ответил.

Оуэн чуть-чуть приоткрыл дверь. Хотя в комнате было темно, он увидел, что Сайлас не спит. Его глаза были открыты. Оуэн позвал его:

— Сайлас.

Тот не ответил. Оуэн шагнул в комнату.

— Твоя девушка, — произнес он. — Она звонила.

Тишина.

— Ты заболел? — спросил Оуэн.

— Нет, — ответил Сайлас, и по его голосу, по одному-единственному произнесенному им слову Оуэн понял, что сын плакал.

Оуэн приоткрыл дверь чуть пошире, чтобы впустить немного света.

Вся верхняя губа Сайласа была в соплях, а его глаза опухли.

— Я ничего не понимаю, — сказал Оуэн. — Ты что, поссорился с этой девочкой?

Оуэн сам не знал, почему он не назвал ее по имени. Он помнил, как ее зовут. Ноэль. И вполне мог произнести ее имя вслух.

Сайлас потряс головой. Он потряс ею с каким-то ожесточением, но Оуэн видел, что он измучен. От слез он совершенно выбился из сил.

— Что случилось, сын? — спросил Оуэн. Нет, он не произнес слово «сын». И теперь очень об этом жалел.

— Что случилось? — спросил Оуэн.

Лицо Сайласа сморщилось, рот приоткрылся, а глаза превратились в щелки.

Оуэн смотрел на эти превращения, пока лицо Сайласа снова не расправилось. Теперь Сайлас поднял глаза на Оуэна.

— Уходи, папа, — сказал он. — Уйди.

Оуэн понял, что не стоит лезть сыну в душу. Что бы его ни расстроило, он должен справиться с этим сам. Если эта девочка — Ноэль — его бросила, ему очень больно, но Оуэн ничем не мог ему помочь. Он не умел утешать, как Анна. Хотя никакие слова не смогли бы унять душевную боль Сайласа.

Оуэн все стоял у двери. Он был совершенно беспомощен, но ему очень хотелось помочь.

— Уходи, — повторил Сайлас.

Эти слова еще долго звенели у Оуэна в ушах. Он слышит их и сейчас.

Он закрыл дверь, но не уходил, а стоял и прислушивался. Что он рассчитывал услышать, он и сам не знал. Хоть что-нибудь.

За спиной Оуэна Анна отворила дверь их спальни. Он думал, что она принимает ванну, но на ней по-прежнему была та же одежда, что и за обедом.

— Оуэн, — произнесла она.

— Ты знаешь, что с ним? — спросил Оуэн, указывая большим пальцем через плечо.

Анна закрыла лицо руками и начала плакать. Оуэн почувствовал себя единственным человеком на земле, который не может понять, что происходит в его семье.