Я не сомневаюсь, что в той точке времени в седьмом классе были только два человека, способные реализовать свою половозрелость. Говоря обо мне и Кристи, можно сказать, что это был обоюдоудобный союз.

Поцелуями наша связь не ограничилась. Однажды во время перемены она незаметно подкралась ко мне (мы не афишировали наши отношения, что меня вполне устраивало, поскольку Кристи не хотела, чтобы о них узнал Райан) и сказала, что после школы у нее дома никого не будет. Не хочу ли я заглянуть и немного поразвлечься? В спальне Кристи я получил самый первый опыт с девушкой. Все мои мысли были о том, чтобы правильно исполнить свою роль, а с плакатов над изголовьем на нас смотрели героиня из фильма «Бриолин» и знойный Майкл Джексон в расстегнутой до пояса красной шелковой рубашке, с кожей темнее и носом шире, чем в последние годы.

Пока Кристи, явно лучше знающая свою роль, чем я, извивалась подо мной, я глядел на героиню «Бриолина». Фото запечатлело Сэнди (в исполнении Оливии Ньютон-Джон) после киношного превращения из миленькой Сэнди в распутную Сэнди – горячую ершистую блондинку с длинными волосами. А подо мной была Кристи – тоже горячая блондинка и тоже с длинными волосами.

Вверх-вниз, верх-вниз…

Сэнди из «Бриолина» обнимала Дэнни (Джона Траволту). Я вгляделся в его волосы – темные, гладкие. Искристые глаза ярче, чем у Сэнди. Губы полнее, чем у нее. Он казался одновременно мужественнее и женственнее нас обоих.

Сэнди-Дэнни, Сэнди-Дэнни, Сэнди-Дэнни…

Вот тогда Джон Траволта обжег меня своей фирменной ухмылкой – он смотрел на меня так, словно знал, где мне следовало находиться… и с кем.

Я вошел глубже. Кристи всхлипнула и впилась ногтями мне в спину.

Во второй раз, когда мы занимались с Кристи любовью под ее постерами, мой взгляд упал на Майкла Джексона.

Ощущение чем-то напоминало страх. Не наскучила ли мне жизнь с ее бессмысленными черно-белыми правилами? Насколько катастрофична встряска, которую устроил мне мир?

Только жизнь оказалась намного сложнее картинок с Джоном Траволтой и Майклом Джексоном.

Нью-Йорк, 2008

Ханна сидела в углу спальни за столом Патрика, когда зазвонил мобильник. Взглянув, от кого вызов, она произнесла:

– Доброе утро, Майк.

– Господи, Ха! Мы же договорились, что ты позвонишь – подтвердишь такую малость, что пока еще дышишь.

– Поубавь пыл, Маккласки. Встал с левой ноги?

– У меня с ногами все тип-топ – встал с обеих. А ты мне подыграй, я же о тебе пекусь.

– Извини, Майк, нет времени. Потеряла след.

– Одно хорошо: раз не укокошили, можешь продолжать действовать.

– Хочу порыться в его шкафу, на полках, в компьютере.

– Правильно говорят, журналистская этика приказала долго жить.

– Он мой муж.

– Тогда все чисто.

– Да.

– Я так понимаю, что Шеф Смерть в отсутствии?

– Маккласки, к чему такие шутки?

– Черный юмор, Ха.

– Он пошел за продуктами.

– Браво! Это именно то, на что меня обычно тянет после дня самокалечения и буйств в общественных местах.

– Не сейчас, Джен… Извини, Майк. Подруга пытается второй раз за утро дозвониться. На чем мы остановились?

– На том, что у тебя твердые моральные принципы. Удалось обнаружить что-нибудь полезное?

– Пока нет. Стоп. В компьютере есть документ под названием «Для доктора Розенстока». Это фамилия его врача. Может, нечто вроде дневника?

– Только в тысячу раз более личное, если предназначено для психиатра.

– Считаешь, я могу открыть?

– Пожалуй… Слушай, Ханна, я не доктор Фил[11], чтобы советовать, что тебе можно, а что нельзя.

– Ты прав. Патрик обещал мне вечером все рассказать.

– А с другой стороны, там может быть описание фантазий, как утром в субботу закупить овощи и к обеду провернуть на фарш жену.

– Будет тебе, Маккласки! Что бы Пэтч ни натворил, это не имеет никакого отношения ко мне.

– Тогда не открывай.

– А если…

– Значит, открой.

– Это все, что я хотела услышать, Майк.

Ханна дважды кликнула на иконке документа и прочитала:

Выстрелы, словно шлепки по воде – чпок, чпок, чпок, – и каждый раз она вскрикивала, когда он в нее попадал. Прикидываю, сколько это продолжается, – минут десять. Я же стою и просто наблюдаю.

МЭТЬЮ

1982 год уже оглушил меня откровением, что женщины и мужчины могут казаться мне одинаково привлекательными. Но это был далеко не последний сюрприз. Вскоре на меня обрушилась сага Рэнди Макклауда.

Рэнди Макклауд жил один в унаследованном доме в центре города. Он был огромным, похожим на медведя, однако безобидным человеком с буйными рыжими усами. Больше всего Рэнди любил две вещи: русские белые коктейли со сливками и побродить по Росборну и потрепаться с малышней. Только учтите – на общение с детворой его тянуло не потому, что он был каким-то извращенцем, а просто такие разговоры были высшим уровнем беседы, на который Рэнди способен.

Естественно, что о нем ходили всякие слухи. Родители предупреждали детей, чтобы те держались от него подальше, ругались с полицией, требуя принять меры, и, завидев Рэнди, выкрикивали с противоположной стороны улицы обидные слова. Но когда за дело брались газеты, и журналисты анализировали факты его жизни, то не находили ни тени свидетельств, что он сколько-нибудь опасен, и получалось, что Рэнди – добродушный увалень.

Не знаю, как долго существование Рэнди Макклауда служило бы вызовом моему отцу, но в декабре 1981 года случилось происшествие, при котором присутствовал я сам.

Это произошло вечером в субботу. Мы с маленьким Билли ехали на заднем сиденье в закусочную «Голубая луна» забрать после смены маму. Отец остановился у аптеки, чтобы купить коробку печенья. Пока мы ждали, мимо проходил Рэнди и, увидев нас на заднем сиденье, согнувшись в коленях, наклонился и помахал рукой.

Маленький Билли помахал в ответ, опустил стекло и понес ахинею про киношного эвока[12], которого прозвал Дэнни. Его Дэнни не любил жвачку с корицей, зато обожал шоколадные конфеты. Рэнди слушал как зачарованный.

В этот момент из аптеки вышел отец. Выкрикнув что-то непристойное, он рванул к машине – это был единственный раз, когда я видел, как отец бегает. Грубо развернул великана к себе, однако смущенный и испуганный Рэнди выскользнул из его рук, как пинбольный шарик.