Судьба героини была судьбой многих горянок, но не только они видели в Асият родственную душу. Волнующий образ героини поэмы отражал грани множества женских судеб, прикасался к потаённым струнам девичьих сердец.

Пою тебе сердцем влюблённым.

И пусть твой задумчивый взор,

На счастье моё, просветлённым

Становится, женщина гор!

Драматическая и светлая история героини поэмы Асият стала символом порыва к новой жизни, торжеством чистой любви над отжившими обычаями, сломавшими немало судеб. Отец, давший когда-то слово своему кунаку, хочет выдать дочь за его сына, к которому не лежит душа Асият. Девушка решается на отчаянный по тем временам шаг — отказывает жениху. Оскорбительное для горца неповиновение дочери, дерзнувшей его ослушаться, пойти наперекор адатам — горским обычаям, приводит к изгнанию Асият из отчего дома.

Она уезжает в город и поступает в педагогический институт. Встречает свою любовь. Но отвергнутый жених горит жаждой мести. Он покушается на жизнь Асият, но её спасают врачи и её возлюбленный Юсуп. Преступника настигает кара, а Асият возвращается в село учительницей.

Романтической поэмой зачитывались, её переиздавали и переводили на разные языки. Она стала значительным явлением в литературе, чем-то родственным послевоенному итальянскому неореализму с его обращением к судьбам и чувствам простых людей.

«Поэма “Горянка” — как раз такая поэма, где он идёт по стопам великолепного Махмуда из Кахаб-Росо и Гамзата Цадасы, — писал Николай Тихонов, — когда пишет о том, что поэты грешны перед женщиной гор, что они бывали глухими и слепыми, воспевая только её красоту и прелесть в своих стихах, забывая её слёзы, её горе, её трудную, тяжёлую, безысходную жизнь... Насколько я знаю, впервые на аварском языке появилась такая большая поэма о современной горянке. В этой поэме много доброго. Она по-настоящему лирична, вы дышите воздухом высот, этим прозрачным и свежим потоком, доносящим голубой холод ледяных вершин, слышите горное эхо, косматый шум горных рек, видите каменистые, крутые тропы. Но сильнее всего вы ощущаете красоту и прелесть горских девушек и женщин... Молодые поколения смело смотрят навстречу своему будущему. Их ничто не запугает и не остановит. Об этом говорит поэма Расула Гамзатова, молодая и смелая, как и те студентки Дагестанского педагогического института имени Гамзата Цадасы, которым она так сердечно посвящена».

Это и в самом деле было новым продолжением высокой традиции горских поэтов. Поэма и начинается обращением к Махмуду:

Лишь март принесут, словно чудо,

На маленьких крыльях стрижи,

Ты вновь на могилу Махмуда,

Горянка, цветы положи.

В груди его сердце горело,

Как будто в ненастье костёр.

Влюблённо, и нежно, и смело

Он пел тебя, женщина гор...

А разве слыхала ты ране,

Что кто-нибудь так до него

С тобой говорил в Дагестане?

Вовек не бывало того!

Очень скоро «Горянка» получила театральное воплощение. Горянкам мало было прочесть поэму, им хотелось увидеть эту необыкновенную девушку. Театры просили, требовали, чтобы автор написал пьесу по мотивам поэмы. Гамзатов написал. Пьеса шла в переполненных залах, ставилась в других национальных театрах. И с ней начали происходить метаморфозы.

«В конце спектакля по ходу дела герой убивает героиню, — писал позже Гамзатов. — Мне было жалко мою горянку, моя рука дрожала, когда я писал сцену убийства, и сердце обливалось кровью. Но я ничего не мог изменить. Течение событий само подводило к тому, что горянка должна быть убитой. Аварский театр так и поставил спектакль и, хотя зрители печалились и жалели героиню больше даже, чем я сам, все они понимали, что иначе быть не могло.

В даргинском театре пьесу подредактировали. Вместо того чтобы девушка была убита, ей отрезали косу. Конечно, это позорно, когда горянке отрезают косу, может быть, даже это хуже смерти, но всё-таки — не смерть.

На сцене кумыкского театра решили не убивать и не резать косу, но ослепить. Конечно, это ужасно. Может быть, это ужаснее, чем убить или отрезать косу, но всё-таки горянка оставалась жива и с косой, ибо так захотели в кумыкском театре... Так каждый режиссёр переделал пьесу по своему образу и подобию. Никто не подсказал им, что, жалея и спасая героиню, они тем самым убивают пьесу и не жалеют зрителей, не говоря уж о драматурге».

В 1960 году, когда в Москве проходила Декада искусства и литературы Дагестана, аварский театр играл спектакль «Горянка» на сцене Малого театра. Позже «Горянка» стала первым дагестанским балетом. А затем по ней был снят художественный фильм.

К читателю поэма пришла уже проторённым путём: сначала публикация в аварской газете, потом — в московском журнале. На этот раз это была «Дружба народов». А затем и в книге. Одно из изданий «Горянки», которое Расул Гамзатов и Яков Козловский подарили Корнею Чуковскому, хранится в библиотеке поэта на его даче в Переделкине. В книге есть автограф, написанный рукой Козловского:

«Любимому Корнею Ивановичу

от Расула Гамзатова и меня грешного. Мы боготворим Вас.

Я. Козловский.

4/IX — 1963».

ГОД «ЖИВАГО»

958 год начался с кубинской революции. Советский народ ликовал и пел песни о бородатых героях-революционерах. Продолжалась реабилитация жертв сталинских репрессий. Жизнь явно менялась к лучшему.

Книги Расула Гамзатова выходили одна за другой, как и книги Гамзата Цадасы — их вышло несколько, включая книгу Камиля Султанова о нём самом.

А осенью случилось событие, напомнившее о всё ещё существовавшем «партийном руководстве литературой».

Борису Пастернаку была присуждена Нобелевская премия «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Его уже несколько раз номинировали на высшую литературную награду, на этот раз его кандидатуру предложил Альбер Камю, и вот — свершилось.

Советская пропаганда сочла это политическим вызовом Запада, почти оскорблением. Было спешно организовано массовое негодование советских граждан. Ряды писателей оказались расколоты: одни поздравляли коллегу, другие недоумевали, третьи возмущались и осуждали. Последних было большинство, по крайней мере, в газетах печатали их выступления. Всё началось с постановления Президиума ЦК КПСС «О клеветническом романе Б. Пастернака». Очередная травля была объявлена.

На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси.

Если только можно, Авва Отче,

Чашу эту мимо пронеси...

Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я