— То было три дня назад, — генерал поднял голову и посмотрел на Большакова со злостью, — а это — сегодня. Ладно, говори, что у тебя за идея.

— Валерий Олегович, вы никогда не задумывались, почему все говорят, что в начале двухтысячных мир стал другим?

— А что, так говорят? — неподдельно удивился Шарков.

Злость в его глазах моментально погасла. Ему стало интересно.

— И почему?

— Потому что люди получили возможность выходить в Интернет с мобильных девайсов. За границей — чуть раньше, в нашей стране — примерно с пятого года. Настала эпоха мгновенного распространения информации по всему миру и мгновенного же ее получения и реагирования. Это очень мощное оружие, особенно в деле формирования и становления гражданского общества, и мы можем придумать, как его использовать. Вспомните, идея программы зародилась тогда, когда Интернета не было вообще, а персональные компьютеры были у единичных счастливчиков. И тогда, совершенно естественно, ставка была сделана на изменения внутри системы «преступность — правоохранительные органы». Иначе и быть не могло. В последние годы мы в связи с закрытием Фонда исключили преступность из сферы своего внимания и сосредоточились только на правоохранительных органах, потому что на большее у нас нет сил и средств. Давайте попробуем выйти из рамок системы. Мы не будем ее разваливать, мы будем работать с обществом. С людьми. С общественным мнением. С гражданской позицией. С формированием правосознания. Здесь нам пригодятся все наши журналисты, блогеры, адвокаты — одним словом, все, кто с нами работает сейчас. Нужны будут еще социальные психологи, социологи, политологи, ученые-правоведы. Новых людей нужно будет набирать, но ни с кем из прежних соратников мы не расстанемся. Вы никого из них не бросите и не предадите.

Шарков долго ничего не отвечал, уставившись глазами в одну точку. Потом тяжело поднялся, сполоснул под краном джезву, включил чайник, достал кофемолку.

— Сделаю еще кофе и поеду к отцу. Пора.

Бросил взгляд на Большакова.

— Будешь?

— Буду, — кивнул полковник.

Он больше ничего не спрашивал. Знал, что Шаркову нужно подумать.

Валерий Олегович молча сварил кофе, терпеливо стоя у плиты и наблюдая за поднимающейся шапкой пенки. Три раза снимал с конфорки и ставил назад. Потом влил несколько капель холодной воды. Все по старым правилам.

Разлил по чашкам. Сел к столу.

— Костя, дай мне еще одну ночь, — глухо проговорил он. — И один день. Хотя бы для того, чтобы выяснить, где сейчас Игорь, и с чистой совестью отдать его.

— Выяснить это мы можем хоть сейчас, — заметил Большаков. — Выясним, где Хмаренко. Игорь там же. Надо только в этом убедиться.

— Погоди, — генерал болезненно поморщился. — Сперва я должен поговорить с отцом. Вся эта бодяга по времени совпала с его увольнением. Если он что-то знает, то вполне возможно, его именно поэтому и выперли из органов. Принципиальный был, молчать не хотел. Мне нужно убедиться, что я не нанесу ему вреда, если предам огласке историю с Антикваром, или как там его звали на самом деле. Он старый, Костя, старый и слабый, живет один, и защитить его некому. Если я ненароком его подставлю, не будет мне прощения. Если ты сейчас начнешь пробивать информацию о Филиппе Хмаренко, кто знает, чем и как это может аукнуться.

Большаков залпом выпил очень горячий сладкий кофе, обжег язык, крякнул от досады.

— Я вас понял, Валерий Олегович. Знаете, что мне сегодня Вера сказала? Нельзя вести машину, глядя в зеркало заднего вида. Умная мысль, правда?

— Вера, — рассеянно повторил генерал, — Вера… А ты знаешь, Костя, что она тебя любит? Давно уже, лет десять, если не все пятнадцать.

— Знаю, — спокойно ответил Большаков.

Ни один мускул не дрогнул. Выдержка!

— А ты сам?

— И я ее люблю, — так же спокойно, даже невозмутимо сказал Константин Георгиевич.

— И что? Так и будешь сидеть на заднице ровно?

— Буду. Я несу ответственность за Юлю. Ее жизнь сегодня такая, какая есть, потому что она стремилась быть мне хорошей женой. И она ею была. За это она имеет право рассчитывать, что следующие как минимум двадцать лет я буду ей хорошим мужем. Мне жаль, что так случилось. Наверное, мы с Верой были бы очень счастливы вместе. Но Юля хочет взять приемного ребенка, и я должен быть рядом и помочь его вырастить.

— Не пожалеешь?

Непонятно, чего больше в голосе генерала — иронии или сочувствия.

— Все может быть, — Большаков улыбнулся открыто и почти весело. — Поживем — увидим. Все равно ведь не узнаю, пока жизнь не проживу.

В конце концов Роман понял, что если не встанет из-за компьютера хотя бы на пятнадцать минут, то просто сойдет с ума. Они с Анной рыскали по всему Интернету в поисках упоминаний Надежды, Филиппа или Кирилла Хмаренко. Упоминаний находилась масса, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что люди не те. На одного только Кирилла Хмаренко поисковик выдавал двенадцать миллионов результатов. Легче застрелиться сразу… Начинать следовало, конечно, с личных страничек в соцсетях, чем они с Анной сейчас и занимались. Но Дзюбе нужен был перерыв, иначе он не поручится за свой здравый смысл.

Он встал, прошелся несколько раз по комнате, поотжимался, выполнил упражнения на дыхание. Вроде бы стало полегче. Анна сидела за своим компьютером, не отрываясь, и Роман в который уже раз подивился тому, что девушка, казалось, не нуждалась в перерывах. Как это она так ухитряется? Может, секрет какой знает?

Ему вдруг мучительно захотелось позвонить Дуняше. Или хотя бы написать. «Глупости, — сердито сказал себе Дзюба. — Не нужно. Не трогай ее». Но тоска оказалась сильнее. Он снова сел за компьютер, зашел на свою страничку, где сбоку висел список «друзей», которые в данный момент находились в сети. Рядом с фотографией Дуняши мигала жирная синяя точка: она в сети. Скорее всего, дома, за своим компьютером. Или не дома, но тоже за компьютером, то есть совершенно точно вышла со стационарного устройства, а не с мобильного, иначе значок был бы другим, не точкой, а телефончиком. Не дома… У него?

Ему стало тошно и больно. Отвлекся, называется! Только хуже стало.

— Мышонок, — начал было он.

Что дальше говорить — не знал, просто чувствовал, что нужно что-нибудь сказать, завязать разговор, переключить внимание с мыслей о Дуняше на другой предмет.

— Сейчас, момент, — отозвалась Анна.

И через пару секунд обернулась к нему. Щеки раскраснелись, глаза горят.

— Я его нашла, кажется! Только он тухлый какой-то.

— Кого нашла? Филиппа или Кирилла?

— Кирилла. Указаны город Нанск и год рождения восемьдесят девятый. Вроде он, правильно?

— Похоже, да. А почему тухлый? Что это значит?