— А с чего ты взяла, что это именно он?

— А кто еще?

— Ну откуда мне знать? Да кто угодно. Только не он. Лично меня он уполномочил отправить тебя в Женеву.

Закрыв лицо руками, она прошептала:

— Что за бред? Что за игру он ведет?

Пройдя в свою комнату на ватных ногах, она плотно закрыла дверь и набрала номер Бунимовича.

— Да, душа моя, слушаю.

— Геннадий Ильич, почему вы решили, что деньги получены от Алек… от моего мужа?

— А от кого же еще? В условиях четко оговаривается твое участие. Кому же еще это понадобится? — Он заискивающе хихикнул. — Кто еще мог? Разве ты еще к кому-нибудь обращалась?.. Вот видишь: только муж знал о нашей… твоей проблеме. Или у тебя появился благодетель, который неотлучно витает над тобой и угадывает твои мысли?

Вернулась к Генриху. Тот озабоченно рылся в бумагах.

— Генрих, оторвись на минуту.

— Я весь внимание, — рассеянно ответил Генрих, не отрываясь от дел.

— Я перебрала все варианты и поняла: кроме Лекса, никто другой не мог оплатить…

— А я говорю — это сделал кто угодно, но не Лекс. Абсолютно точно: Лекс не перечислял.

— Геник, да оторвись ты на минуту… Пойми, это очень важно. Вопрос даже не в деньгах. Вопрос в принципе.

— Влада, — Дудин поднял раздраженный взгляд, — я в курсе всех денежных потоков. Не Алексей это. Не до этого ему…

Влада возмущенно вскинулась. И Генрих тоже почувствовал нюанс:

— Прости, я не… не то я имел в виду… Хорошо, Влада, я еще раз проверю. Но уже сейчас уверен, что не он это…

— Но кто, если не он?! Ведь и не ты! А больше некому…

— Наверное, случайное совпадение.

— Да не может быть такого совпадения: точная сумма, да еще с указанием моего имени. Мистика какая-то!

— Вот-вот, — без интереса к теме пробормотал Генрих, — мистика… Телепатия. Угадывание мыслей на расстоянии… Где этот чертов акт?

Последнее Влада уже не слышала. Отгадка выскочила, как пружинный чертик. Телепат! Еще в реплике Бунимовича — «благодетель, вечно преследующей тебя и угадывающий твои мысли» — что-то неясное проскользнуло в сознании, а теперь — оформилось в твердую догадку.

* * *

— Это вы перечислили деньги? Триста тысяч долларов?!

— Как говорят официальные лица: не подтверждаю, но и не опровергаю.

— Понятно, — от Влады повеяло холодом. — И чем же я дала вам повод для такого жеста? Какую услугу вы оплатили?

Невозмутимый Паустовский испытал замешательство:

— Зачем вы так: «за услугу»? А вы не допускаете, что я сделал это… во имя искусства. Как благотворительность.

— О! Еще один Савва Морозов! Неиссякаема Россия на меценатов. Браво! Только один маленький штрих: ваша благотворительность носила корыстный характер. Кажется, это называется… протекционизм! Вы не ради искусства, а ради конкретного лица в искусстве…

— Абсолютно точно: ради конкретного очаровательного лица! Но что это меняет? Я и так внес бы деньги, а сделать это ради вас — вдвойне приятно.

— Еще раз браво! Только не понимаю, как можно манипулировать такими суммами ради эфемерной… даже неисполнимой цели! Все-таки триста тысяч долларов…

— Деньги имеют значение только для тех, у кого их нет.

— Хм… Вы срываете аплодисменты на каждой реплике. И, признаюсь, завоевали… определенные симпатии. Но — только симпатии. И уверяю вас, большего вам не светит. У меня достаточно крепкие и очень надежные чувства к мужу. И расшатать их вряд ли удастся. Даже вам, при всех ваших… достопримечательностях.

— Мне кажется, вы горячитесь. Поверьте, я совсем не намеревался расшатывать ваши отношения. Просто я вам… нет, не вам, а вашему мужу — завидую. И отдаю ему часть аплодисментов. Я уже понял, что ваши отношения невозможно расшатать… мм… со стороны.

— Что означает эта пауза?

— Абсолютно ничего. Просто не хватило воздуха на всю фразу, — Павел рассмеялся, но как-то нервно. — Не ищите подтекстов там, где их нет.

Влада с подозрением смотрела на визави. «Интересный человек. Кажется, искренний. Очень неглупый и даже обаятельный… А как его зовут?»

— Кстати, Влада Владимировна, как-то неловко, что я до сих пор не представился: Павел. Паустовский Павел.

Не удержавшись, Влада по-детски прыснула в кулак и опустила лицо, чтобы скрыть возрастающую приязнь:

— Так вот, Павел…?

— Просто: Павел.

— Так вот, господин Паустовский: я вам очень благодарна за этот именной благотворительный взнос. Четкое условие, которое вы поставили Бунимовичу — это, чтобы именно я снималась в главной роли — меня отрезвило. До сих пор Алек… мой муж не раз говорил мне, что я никудышная актриса. Ну а я, как всякая женщина, переоценивала себя. Не верила. Теперь же, когда меня согласились взять на роль за 300 тысяч, я, наконец, поняла, что прав Алексей! — Она рассмеялась, беззаботно и весело. Как человек, нашедший наконец выход из лабиринта. — Вашим подарком я не воспользуюсь, так что деньги можете отозвать. Я отказываюсь от купленной для меня роли. И немедленно вылетаю к мужу… Боже мой! Из-за своих дурацких капризов я чуть не потеряла семью! Чуть не расшатала ее… изнутри… А! Вот что означала ваша пауза?! — Она с некоторой долей интимности наклонила головку и впервые посмотрела на Паустовского открыто, без предубеждения. — Вы для моей… для нашей семьи оказались добрым гением… Нет, Гименеем. Вот-вот: именно Гименеем! — Влада снова рассмеялась. — Признайтесь, что совсем не эту цель вы преследовали.

— Признаюсь, — печально усмехнулся Павел. Господин Паустовский.

* * *

Хоть утверждал Дикий, что Эльдар в Татарстане — человек номер два, а может быть, и выше, Генрих считал эту характеристику гиперболой. Но, встретившись воочию, почувствовал, что близок Дикий к истине. Даже за те короткие часы, который провел Рудин в обществе криминального авторитета, он увидел, как велика и как всепроникающа власть этого респектабельного очкарика Эльдара.

— Через семь минут сюда приедет один человек, — Эльдар мельком глянул на часы. — Мы еще раз прокрутим эту запись, и он назначит на раскрутку этого дела важняка из Генпрокуратуры. А важняк — это не фунт кишмиша. Он их прокладки разом налицо вывернет. Все их подставы.

Генрих специально сверился по часам: ровно через семь минут «ассистент» Эльдара впустил в роскошную залу ожидаемого гостя.

— Знакомить вас не буду, — пробормотал Эльдар. — Это ни к чему… Сейчас послушаем запись. Потом будем решать…

Пока посетитель, сохранявший независимый и даже чопорный вид, внимательно слушал голоса с пленки, Генрих из-под руки рассматривал его. Гость производил неприятное впечатление: высокий, желчно-худой, он, однако, имел рахитичное брюшко, делающее его похожим на удава. Глаза под очками — холодные, злые. А пальцы нервно подрагивали и непрестанно шевелились. Каменное, с застывшей брюзгливостью лицо не выдавало ни чувств, ни настроений. Ноздри были постоянно расширены, словно он все время принюхивался. Дослушав запись, гость поднял на Эльдара глаза. Только глаза. Тело и голова остались неподвижными.