А после того, как я добралась до резной стены-перегородки всего в паре метрах от открытых настежь дверей, частота пульса и артериальное давление подскочили, как минимум, до третей степени гипертонии. Понятия не имею, как я при этом не хлопнулась в обморок и не умерла. Но в ближайшую ко мне лиану, кажется, вцепилась обеими руками, иначе бы точно не устояла. Я и без того приходила в себя не менее полуминуты, пытаясь выровнять дыхание и проморгать с сетчатки глаз обжигающую пелену. И, как выяснилось уже через несколько секунд, мне не почудилось – я действительно видела то, что увидела. Неохватных размеров комнату с белыми колоннами и гигантскими ложами в бесконечных драпировках глухих, полупрозрачных и прозрачных тканей, будто переплетённых между собой сплошной паутиной по всей площади тускло освещённого помещения. И вот эта вся сюрреалистическая палитра из вроде как статического интерьера в буквальном смысле жила и двигалась, пульсируя и переминаясь сотнями обнажённых тел.

Понять с первого взгляда, чем эти тела занимались, практически сливаясь в одну сплошную массу единого организма, не составило вообще никакого труда. Другое дело, как всё это воспринимать в режиме реального времени и пространства. Это же не телевизор смотреть, вашу мать! Это в прямом смысле слова соприкасаться с представшим передо мной безумием напрямую, пропуская его сумасшедшую энергетику через собственное тело, натянутые до звона нервы и сквозь сопротивляющуюся до последнего сущность. Нельзя оказаться в воде по горло и не выбраться из неё сухим. Так и я. Чувствовала, как меня затапливает, въедаясь в кожу смертельной кислотой и протягивая свои чужеродные щупальца к пока ещё здравому рассудку.

Отвернуться? Сбежать?

Куда и как? А вдруг Астон уже там? Среди всего этого… мерзостного кошмара. И я когда-то считала, что мы с ним занимались самым грязным сексом, какой только можно себе вообразить?

Я точно сейчас хлопнусь в обморок. Кажется, я уже и дышать не могу.

– А вы что тут делаете? – почти что называется вовремя! Прямо над моим затылком и ухом. Звуковым выстрелом в упор…

Я бы вскрикнула, но на тот момент у меня банально пропал голос, а сам крик застрял где-то на уровне бронх ледяным куском вымораживающего страха. Казалось, хлынуло тогда жидким азотом буквально по всем венам, артериям и в особенности через сердце, которое благодаря некому исключительному чуду так и не остановилось или, на худой конец, не разорвалось. Может и разорвалось бы, не будь я относительно перенастроенной на жёсткий самоконтроль при нежданных вспышках чересчур убийственных эмоций.

– Жду, когда кто-нибудь подкрадётся ко мне со спины и напугает до смерти! А я при этом с разворота и что дури заеду ему по физиономии. – естественно, ничего такого я не сделала, даже на месте не подпрыгнула (хотя почти была на грани). Только резко развернулась, узнав по голосу того самого голубоглазого шатена, с которым разговаривала здесь же до своего недавнего побега и которого заставила насоздавать летающих тут теперь по всюду чёрных бабочек.

Слава богу, держался он от меня на более-менее безопасном расстоянии, по крайней мере, до прикосновений (физических уж точно) дело так и не дошло. Но желания ударить его со всей мочи не отпало. Пусть для него этот удар будет сопоставим разве что с комариным укусом, но хотя бы я получу хоть какую-то моральную компенсацию.

– Питомцам запрещено разгуливать в одиночестве по чужому Палатиуму, тем более на подобных мероприятиях.

– Даже если этот питомец… слегка заблудился?

И всё же было занятно наблюдать, как на его смазливом личике проступал несвойственный цессерийцам калейдоскоп эмоциональных перепадов – от едва читающегося недоумения, подозрения и мучительного недопонимания. Видимо, он совершенно не привык к подобному роду выбрыкам со стороны покорных доноров.

– Смотрю, Адарт тебя вообще ничему не научил и даже не пытался. С одной стороны, это в его привычном духе, но с другой…

– Об этом говорите вашему гиду, который теперь шастает по Палатиуму неизвестно где. А я… Я просто ищу своего хозяина.

Только я могла выбрать более подходящее место, время и в особенности собеседника, дабы начать самообучение столь непростому искусству как словесная ложь.

– Вообще-то, он должен быть уже в дормитории. А вот почему ты не там?

Вообще-то, когда тебя зажимают чуть ли не со всех сторон, ещё и под мощнейшим прессингом нагнетаемой от того самого дормитория безумно сексуальной энергетики, тут бы хоть как-то суметь сохранить способность думать и, соответственно, излагать вслух свои относительно связанные мысли. К тому же, меня совершенно туда не тянуло. А от представлений Астона, целующего и трахающего там кого-то другого (или того хуже, других!), мне как-то уж резко становилось плохо и совсем уж не по себе. Сразу хотелось куда-нибудь присесть или прислониться. Выбор при этом был никакой. Разве что на пол. Но совершать перед этим цессерийским красавчиком подобный подвиг как-то не тянуло.

– Я… я не знаю! – меньше всего в такой неподходящий для истерик моментов я ожидала, что вдруг раскисну и очень-очень сильно захочу заплакать. А, ещё лучше, забиться куда-нибудь подальше от всего, всех и вся.

Признаваться не весть кому, что я туда не хочу ни за какие сокровища мира, хотелось в самую последнюю очередь. У меня глаза начинали слезиться и мутнеть в голове только от наблюдения за происходящим в дормитории, а уж понимать и пропускать через себя всё это в осмысленном восприятии… Уж лучше сразу убейте. Мне и без того чудилось, будто я ощущала каждое проделанное за перегородками движение, едва не вздрагивая от каждого звука, стона и хриплого голоса со звериной вибрацией, приказывающего что-то кому-то на незнакомом мне языке всего в нескольких от меня шагах. При этом фоновая музыка прессовала дополнительным воздействием, как на рассудок, так и на напряжённое до лёгкой дрожи тело. Именно царапая по нервам и воспалённым нейронам этой во истину чудовищной психоделией. Ещё немного, и она окончательно оплетёт меня своими смертельно-ядовитыми парами с невидимой паутиной чужеродного безумства. Скорее, внеземного. Оттого и пугающего до икоты и жуткого желания либо закричать, либо… Даже не знаю. Побежать куда-нибудь сломя голову?

Если Астон действительно сейчас там… Я же его просто убью! Понятия не имею как, но обязательно убью!

– Может мне тебя проводить туда, если ты не в силах сделать это сама? – он ведь шутит, не так ли? И разве ему можно предлагать такое чужому питомцу?

– А если… если Адарта там нет?

– Вот как раз и проверим. – вот теперь я убеждена, что он не шутил. Мало того, поднял руку приглашающим жестом, чтобы я вложила в неё свою ощутимо дрожащую ладошку. И то что его кисть была затянута в матовую кожу чёрной перчатки не облегчала для меня задачи ни на йоту. Уж мне-то не понаслышке известно, чего стоят касания цессерийцев даже на расстоянии.

Дилемма, называется, та ещё. Вроде и являешься неприкосновенной собственностью одного единственного владельца, а по сути – вообще никем, бесправной тварью дрожащей, которая обязана беспрекословно слушаться и выполнять всё, что тебе не скажут эти высокоразвитые гуманоиды. Только кто заручиться гарантией, что он ничего мне не сделает? А отказать как? А если он догадается, что я эмоционально перенастроена? А если…