Ничего не подозревая о ночном бдении мужа, Мелисса позволила Анне одеть себя. Она все еще мучилась от вины за то, что выдворила мужа из постели. Но поскольку не в ее характере было долго роптать на судьбу, она гордо расправила хрупкие плечи, вздернула подбородок и, не обращая внимания на внутреннюю дрожь, вышла из спальни.

Мелисса еще не была хорошо знакома с домом, но, поскольку он был невелик, быстро нашла лестницу, ведущую вниз, в маленькую, залитую солнцем комнату для завтраков, с окном, выходящим в аккуратный садик с розами. Она услышала шорох муслиновых занавесок, прекрасно гармонирующих с бледно-абрикосовыми стенами. Из-за малого размера комнаты в ней почти не было мебели — только небольшой дубовый буфет, столик с витыми ножками и четыре простых» стула. Ковер красно-коричневых и зеленоватых оттенков устилал пол, а узкое длинное зеркало придавало особый уют. Но Мелисса едва замечала все это, слабый румянец заиграл на ее щеках, когда она встретилась глазами с мужчиной, сидящим на стуле и с явным наслаждением попивающим кофе. Страстно желая, чтобы ее сердце не билось с такой силой, Мелисса, сохраняя бесстрастное лицо, вежливо сказала супругу:

— Доброе утро, мистер Слэйд. Бровь Доминика взметнулась вверх, а насмешливая улыбка тронула губы.

— Мистер Слэйд? Так официально, моя дорогая? И это после нынешней ночи?

Румянец на щеках Мелиссы превратился в огонь, но она не собиралась отступать, и, не меняя интонации, спросила:

— А как мне вас называть? Произнеся эти слова, она посмотрела на лицо Доминика и пожалела, что вовремя не прикусила язык.

Он встал из-за стола, подошел к ней, провел пальцем по ее пылающей щеке и любезно предложил несколько вариантов:

— Любимый? Дорогой? Милый? Любое из них, моя дорогая.

Да, он неотразим. Шаловливые чертики плясали в его глазах, и на секунду Мелисса едва не забыла про свой план, но потом, вспомнив, что Доминик — опытный соблазнитель, стиснула зубы и процедила:

— Ты мне не любимый.

— О? А я уверен, что ты ошибаешься. Я прекрасно помню, как этой ночью…

Он со смехом смотрел на нее, и она едва не затопала ногами от ярости. Ну как можно сопротивляться ему, особенно такому, какой он сейчас! Жакет из поплина в мелкий рубчик серо-голубого цвета отлично сидел на нем, синие бриджи подчеркивали стройность мускулистых ног. Темные волосы были аккуратно зачесаны и вились у висков, галстук оттенял свежесть его чисто выбритого бронзового подбородка. Но насмешка в его серых глазах волновала ее, и Мелисса вдруг подумала, что если он говорит о прошлой ночи с юмором, то же может себе позволить и она. Мелисса застенчиво опустила глаза и, слегка заикаясь, сказала:

— Если бы у меня был тактичный любовник, он бы меня гак не смущал…

Насмешливость из его глаз исчезла, и, глядя на милые черты ее очаровательного личика, на каштановые волосы, он спросил:

— Тактичный любовник?

Мелиссе не понравилось, как повернулся разговор. Кровь так громко застучала в висках, что она испугалась: он услышит, и выпалила:

— Я думаю, сейчас не время это обсуждать. — Веселость мужа, да и сам его вид, вызывали у нее легкое головокружение и смущение. Не желая ввязываться в спор, Доминик отступил и, взяв молодую жену под руку, повел ее к столу.

— Да, это бестактно с моей стороны: кидаться на тебя, не давая выпить чашку кофе… А может, ты хочешь шоколад?

— О нет, кофе, — поторопилась Мелисса, испугавшись ощущения интимности, которую создавала эта маленькая комната. Несмотря на проведенную с ним брачную ночь, она все еще робела и чувствовала себя неуверенно, — ведь они слишком мало времени провели наедине и оставались малознакомыми людьми, связанными обстоятельствами, а не любовью, что очень смущало Мелиссу.

Молча она наблюдала, как заботливо Доминик наливает ей дымящийся кофе из

высокого серебряного кофейника, судорожно размышляя, о чем с ним говорить. Не о последней же ночи!

Доминик не пытался облегчить положение, он боролся с желанием поцеловать ее в этот сладкий соблазнительный ротик: Мелисса была очаровательна в своем новом халате из легкой розовой хлопчатобумажной ткани с высокой талией. Брабантские шелковые кружева тонкой работы окаймляли ворот и рукава по локоть. Доминику было приятно смотреть, как хороша она в наряде, который он сам выбирал, мысленно представляя ее в нем, рассматривая образцы у самой дорогой модистки, рекомендованной Салли Манчестер, невольно вспомнил и полупрозрачное белье, выбранное тогда же. Его грудь стеснило.

Неловкое молчание затянулось, и каждый из супругов углубился в собственные мысли.

С усилием Доминик заставил себя избавиться от соблазнительных образов и откашлялся:

— Наша свадьба состоялась так быстро. Можно было бы отправиться в Нью-Орлеан, когда кончится сезон желтой лихорадки, на месяц-другой. Я думаю, что тебе будет хорошо и в нашем новом доме в Тысяче Дубов.

Доминик предпочел бы увезти Мелиссу в Лондон, но эта проклятая война! Когда-нибудь он покажет ей Англию… Легкая улыбка пробежала по его лицу. Зная свою невесту, он был уверен, что больше всего времени они проведут на фермах, где разводят породистых лошадей, а не в салонах или на званых вечерах, которые вряд ли привлекут его жену. И, с удивлением признался себе Доминик, его бы это вполне устроило.

Поскольку обстоятельства их брака не были романтическими. Мелисса не размышляла о медовом месяце. Но у нее была слабая надежда, что они отправятся куда-нибудь ненадолго, чтобы отвлечься. Время, проведенное в компании других людей, в развлечениях, постепенно сблизило бы их и, конечно, уменьшило бы напряженность в их отношениях, так как они лучше бы узнали друг друга. Мелисса даже не осознавала, насколько сильно ей хочется поближе узнать своего мужа. У нее мелькнула мысль, что теперь, когда они женаты, он может похоронить ее молодость в глуши Уиллоуглена. Чувство вины заставило ее признаться себе, что вряд ли она вправе осуждать мужа, если он захочет удерживать ее в деревне. А как еще поступить с такой непокорной женой?

Когда Доминик заметил печальный изгиб ее губ, он понял свой промах: вне всякого сомнения, жена ожидала от него шикарного медового месяца. Как он мог забыть, что она вышла за него замуж из-за денег? Он не оправдывает ее надежд. И Доминик с чувством неловкости сказал:

— Ну не унывай, моя прелесть. Если ты будешь себя хорошо вести и по-другому относиться к моим ласкам, я попробую рассеять твое разочарование относительно несостоявшегося свадебного путешествия.

Конечно, так заявлять было бестактно, но Доминик был в дурном настроении и не выбирал слов. Швырнув льняную салфетку, он встал.

— Я хочу прокатиться верхом. Мне нужен свежий воздух.

Удивленная, Мелисса уставилась ему вслед, когда крупными шагами он выходил из комнаты. Ее хорошенький ротик был приоткрыт. Обидные слова сказаны. Он оскорбил ее, подумала Мелисса с возрастающим гневом. Но, кроме гнева, она почувствовала смущение от того, как они сейчас расстались. Не может же он поверить, что она интересуется только тем, что он может ей дать. Или он действительно так думает? Ну, конечно же, нет!