Я делаю еще один вдох и вспоминаю о Прие. Интересно, она еще жива? Когда-нибудь я выясню, где она. Я вспоминаю Хошико: думаю о ее глазах и волосах, озаренных светом. Внезапно мне становится легче.

Я смотрю в камеру над моей головой. Глядя прямо в экран, я громко и четко произношу пароль. Он эхом звенит в тишине: «Осколок».

В следующую секунду весь дом заливается слепящим светом, пронзительно воет сигнализация. Этого достаточно, чтобы разбудить весь квартал.

Я со всех ног вбегаю в прихожую и ныряю в чулан под лестницей. Едва успев спрятаться, слышу чей-то топот. В щелку двери я вижу, что это Стэнли бежит мимо меня в кухню. Не успел он свернуть, как появляется кто-то еще. Я тем временем выныриваю из своего убежища и торопливо бросаюсь к двери.

Проклятие: железные жалюзи уже опускаются. До пола остается всего один фут. По комнате взад-вперед исступленно мечутся огни лазерных лучей, чтобы мигом уложить того, кто осмелится пересечь их путь. Набрав полные легкие воздуха, я бросаюсь прямо через них, умоляя небеса, чтобы не сработала система опознавания движения тела.

Похоже, она правда дала сбой, ведь я по-прежнему цел и невредим. Добегаю до жалюзи и ныряю под них. Я выскальзываю как раз вовремя, так как до пола остались считаные дюймы. Ну, вот и все, я на свободе!

Уже слышен вой сирен. Их там сотни. Они будто соревнуются, которая из них взвоет громче. Кавалькада полицейских машин подъезжает к нашему дому.

Я со всех ног бросаюсь в сторону и прячусь между деревьями в саду. Стараясь держаться в тени, я двигаюсь влево, к задней калитке, которой пользуются в основном садовники. Сигнализация сработала и там, но системы распознавания лица и отпечатков пальцев узнают меня. Достаточно произнести пароль, и я уже на улицах города.

Как минимум минут десять мне приходится бежать, прежде чем я решаю остановиться и перевести дыхание.

Не могу поверить, что делаю это. Если меня схватят, мама собственноручно убьет меня. Представляю, какой будет конфуз: ее собственный сын нарушил комендантский час, чтобы сбежать — ну кто бы мог подумать? — к девчонке-Отбросу! Нет, конечно, она приложит все усилия к тому, чтобы замять скандал, чтобы тот не просочился в прессу, и, возможно, я даже сумею уйти от наказания. Любого, кто нарушает правила, автоматически выбрасывают в трущобы, но я почему-то думаю, что они не посмеют поступить так с сыном Вивьен Бейнс. Хотя она будет абсолютно напугана. И все равно она будет в бешенстве. Сомневаюсь, что они переживут этот шок. Подумать только, их сын, их бесценный Бенедикт, бродит ночью по городу! — добровольная жертва для первого встречного Отброса.

Увы, что-то менять слишком поздно. Домой мне уже не вернуться. После того как сигнализация сработала, там уже все на ногах. Наверное, собрались в главном зале для переклички: мама, отец, Фрэнсис, прислуга и охранники. Что они подумают, когда обнаружат мое отсутствие?

Им никогда бы не пришло в голову, что я окажусь достаточно смелым или безбашенным, чтобы совершить что-то подобное, даже после того, как я прогулял учебный день.

Сначала они вообразят себе самое худшее, решат, что последнее похищение, предпринятое Отбросами, оказалось успешным.

Впрочем, стоит им посмотреть видеозапись, как все станет ясно. Они поймут, что я сделал это нарочно. Что не иначе как я сошел с ума.

Отлично. Так им и надо. Они думают, что знают меня. Они думают, что знают все. Неправда. Они ничего не знают. Ни-че-го.

Я стараюсь не думать о доме и концентрируюсь на следующем шаге — Хошико. Цирк зовет меня: тысячи крошечных огоньков мерцают в темноте и манят к себе.

По воздуху разлилась прохладная, ясная ночь. Луна почти полная и прекрасно освещает мне путь. Я бегу дальше, и с каждым мгновением сирена за моей спиной звучит все тише и тише. Воздух чист и свеж, я бы даже сказал приятнее, чем днем.

Наконец-то я на свободе! Я вырвался из огромного старого дома с его охранниками, сигнализацией и запертыми дверями. Второй раз в жизни я предоставлен самому себе. И в первый раз — в такое время суток.

Я уверенно бегу к цирку. Увы, снова раздается вой сирен, и причем очень близко. Похоже, меня ищут. Вскоре совсем рядом слышится рев мотора, и на дороге появляется полицейский автомобиль.

Я быстро отскакиваю за дерево, но, похоже, с опозданием. Машина останавливается. Я не знаю, что мне делать, поэтому разворачиваюсь и бегу прочь. Бегу сломя голову.

Я слышу, как позади меня хлопает дверь машины, раздается топот, на меня падает луч фонарика, и чей-то гулкий голос кричит:

— Стоять! Немедленно! Это полиция! Стоять или я стреляю!

Что же мне остается? Я бегу дальше. Расстояние между нами увеличивается. Ночную тишину пронзает звук выстрела. Похоже, что полицейский не знает, кто я такой. Иначе бы он ни за что бы не рискнул стрелять в меня, даже если бы очень хотел поймать. Наверняка он думает, что перед ним какой-нибудь преступник-Отброс.

Мимо моего правого уха свистит вторая пуля. Я ныряю за угол, пытаясь сбить его со следа. Я, как заяц, петляю по пригороду. Вскоре шаги за моей спиной стихают.

Я не знаю, в безопасности ли я. Меня наверняка уже ищут. Поэтому стараюсь держаться тихих переулков, в любой миг ожидая воя сирены. Впрочем, я даже не заметил, как ноги уже донесли меня до цирка.

Я окидываю взглядом огромные железные ворота. Кажется, будто они уходят ввысь к самым облакам. Непробиваемые. Я отламываю на соседнем дереве ветку и осторожно трогаю ею ворота. Она тотчас начитает потрескивать, а от ее кончика поднимается зловещая струйка дыма. Я тотчас роняю ее на землю, затем опускаюсь на колени за мусорными баками. Загнанный. Беспомощный. Жалкий. Моя смехотворная миссия завершилась, даже толком не начавшись.

Я не знаю, как долго просидел в куче мусора в полной растерянности, и теперь ума не приложу, что делать дальше. Знаю лишь, что обратной дороги у меня нет.

Вдруг я слышу приближающиеся голоса. Затем раздается скрежет металла — это открывают замок, — ворота распахиваются, и передо мной возникают два Отброса, толкающих огромные баки. Затаив дыхание, я жду, когда они пройдут мимо. Но когда мне кажется, что я в безопасности, один из них останавливается.

— Постой, — тихо говорит он. — Мы можем заодно захватить эти баки и пока будем идти, наполним их.

Мне ничего не остается, как сжаться в комок, если это может хоть чем-то помочь. Когда они оттаскивают бак в сторону, то удивленно смотрят на меня.

Это, вне всяких сомнений, Отбросы. У них сероватая кожа, какая бывает от полуголодной жизни и тяжелого труда. Возраст женщины определить трудно — ей может быть сколько угодно лет, от двадцати до шестидесяти. У нее грязное, усталое лицо с язвами вокруг рта. Мужчина выглядит гораздо лучше — еще молодой и на удивление сильный.

Они вздрагивают, когда замечают меня, но удивительно быстро берут себя в руки.