Мужчина хватает меня и заламывает руку за спину.

— Не надо! — умоляю я. — Прекратите. Мне не нужны неприятности. У меня есть деньги!

Господи, какую глупость я только что ляпнул! Чего у Отбросов нет и что им отчаянно нужно, так это деньги. Он отпускает мою руку.

— Пусть он объяснит, что он тут забыл, прежде чем мы позовем Сильвио.

— Послушайте, — говорю я, — клянусь, я не собираюсь доставлять вам неприятностей. Я пришел лишь посмотреть, как тут все устроено.

Они смотрят на меня как на сумасшедшего, а затем мужчина разражается циничным хохотом.

— Честное слово! — протестую я. — Я уже бывал здесь раньше. Просто мне стало любопытно. Прошу вас, не доносите на меня.

Он все еще смеется надо мной, что неудивительно. Моя история смехотворна. А вот женщина в бешенстве. Гневно сверкая глазами, она делает шаг вперед.

— И как? Понравилось? Что в особенности? Публичное унижение или то, что в любую минуту Отброс может свернуть себе шею? Вы, Чистые, все одинаковые, — шипит она сквозь зубы.

Я вынимаю все деньги, какие только у меня есть. Не слишком много, но достаточно, чтобы она перестала думать, будто я обожаю цирк. Она вопросительно смотрит на мужчину.

Они молча обмениваются взглядами, после чего она кивает.

— Ну хорошо, — шепчет он. — Мы тебя не видели, идет? В любом случае, можно было отнять у тебя деньги и так. Ты — Чистый. Я уверен, что у тебя спокойная, сытая жизнь. Не знаю, за каким чертом тебе понадобилось затевать эту игру.

Он осуждающе покачал головой.

— Нас впускают внутрь лишь на два часа. У тебя будет только это время, если зайдешь. Уходя, мы запрем ворота. Останешься внутри — считай, что уже мертв. И будь осторожен. Если Сильвио застукает тебя, нам всем конец.

Я отдаю им деньги и проскальзываю в открытые ворота. Я сделал это! Я вернулся в цирк и на этот раз без нее никуда не уйду, хотя не имею ни малейшего представления о том, что будет дальше. Я не знаю, в каком из закоулков этой тюрьмы находится Хошико, мне даже неизвестно, где артистов запирают на ночь.

Я медленно, держась в тени, обхожу гигантскую арену, что зловеще высится в центре внутреннего двора. Стоит могильная тишина. Передо мной разные указатели. Одни указывают на клетки с животными. Туда мне точно не нужно. Другие на разные аттракционы и киоски с едой. Их стрелки смотрят в разных направлениях, кроме одного. Именно туда я и иду.

Передо мной большое, грубое серое металлическое здание, хитро упрятанное с глаз долой за киоск с горячими сосисками.

Вчера палаток здесь не было. Должно быть, они предназначены для дополнительных развлечений, приуроченных к Шоу Призраков.

Я подкрадываюсь к этому зданию. Затем сворачиваю за угол и наконец нахожу дверь. Она заперта, но снаружи. Я догадываюсь: для охранников главное запереть Отбросов внутри. Вряд ли они думали о том, что кому-то взбредет в голову ломиться в здание цирка снаружи. Таких ненормальных не существует.

Я берусь за большую железную задвижку. Она старая и вся проржавела. Если я не хочу, чтобы оглушающий скрежет разбудил всех вокруг, придется тянуть ее медленно-медленно. На попытку сдвинуть ее у меня уходит целая вечность, и несмотря на все меры предосторожности, металлический лязг нарушает ночную тишину.

В здании напротив тотчас зажигается свет. Я, затаив дыхание, отскакиваю в тень. В ярком окне возникает чья-то фигура. Пару мгновений я в ужасе ожидаю, что будет дальше. Но нет, фигура исчезает, и свет гаснет.

Я заставляю себя выждать еще минут пять и даже считаю про себя секунды, прежде чем решаюсь пошевелиться.

Я слегка приоткрываю дверь и заглядываю в щель. Мне виден лишь длинный, узкий коридор. Там ни души. Я быстро пробираюсь внутрь.

Не осмеливаясь включить фонарик, какое-то время я прислушиваюсь, пытаясь понять, есть ли кто поблизости.

Поначалу мне кажется, что все тихо, и я слышу лишь собственное дыхание. Но затем мои уши начинают улавливать другие звуки. Я слышу не только себя, но и дыхание других существ. А также посапывание, вздохи, храп — звуки, которые издают спящие люди.

Ближайшая ко мне дверь приоткрыта. Я заглядываю внутрь и вижу бесконечные ряды коек, и на каждой — силуэт спящего. Черт! Как же я не догадался, что Отбросы будут спать в одном помещении!

Что же я здесь делаю? Мне ее никогда не найти, но даже если и найду, то она будет не одна. И даже если случится чудо и она будет одна, то что я ей скажу? Как мне вывести ее отсюда и не оказаться в лапах у охранников?

Но я не могу бросить ее и отправить на верную гибель.

Я замечаю на двери в конце коридора, как раз напротив меня, огромный зеленый крест. Это единственная дверь, которая хоть чем-то отличается от других. На ней нет номера. Только одно слово — «ЛАЗАРЕТ».

Думаю, прежде чем уйти, стоит туда заглянуть. Боком двигаясь по коридору, я подхожу к двери и как можно тише открываю ее. Наверно, все же не настолько тихо, как следовало бы, потому что одинокая фигура на единственной кровати ахает, резко садится и дергает шнур лампочки. Вспыхивает свет. Разинув рот, она смотрит на меня.

Это она. Хошико.

Я испуганно вскакиваю. Все мои страхи обретают плоть и начинают жить своей жизнью. За мной пришли. Сильвио прислал их. Настала моя очередь. Я включаю свет. Глазам требуется пара секунд, чтобы привыкнуть. Нет, должно быть, я все еще сплю. Потому что это он. Тот парень. Бенедикт Бейнс.

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спрашивает она, и все мои фантазии о том, что в порыве радости Хошико бросится мне на шею, мгновенно вянут и умирают. Она явно не рада меня видеть. — Как ты попал сюда?

Не знаю, что сказать. Еще ни разу в жизни я не оказывался в таком глупом положении. Я вломился в цирк, вторгся в личное пространство девушки, с которой толком не знаком, и даже заранее не подумал, что будет дальше. Я делаю глубокий вдох.

— Просто хотел убедиться, все ли с тобой в порядке.

— Все ли со мной в порядке? Нет, конечно. Твоя мать сегодня приговорила меня к смерти! — Хошико свирепо смотрит на меня. — Что ты здесь делаешь? — повторяет она. — Чего ты хочешь от меня?

Ее волосы растрепаны и торчат во все стороны. На ней старая мешковатая футболка грязно-серого цвета. По лицу размазана косметика, под глазами ниточки туши — не иначе как она плакала.

Сверкающей цирковой звезды больше нет. И все же, она куда красивее и живее всех девушек, которых я когда-либо видел.

По крайней мере, я пытался. По крайней мере, я не сидел дома и не предавался пустым мечтам. Теперь я точно знаю: не было никакой безумной близости душ, разве только в моей глупой голове.

Я стою, не сводя с нее глаз. Она сердито смотрит на меня, но постепенно выражение ее лица становится мягче, и на миг мне кажется, что ее злость прошла. Но нет, она снова хмурит брови.