Леопольду нужно было прежде всего отвратить грозу с севера, где Пруссия в подкрепление своих требований выставляла большое войско; в Галиции поляки волновались. Леопольд согласился на конгресс, который должен был собраться в Рейхенбахе, в Силезии, в июле 1790 г. Австрийские и прусские уполномоченные должны были уладиться при посредстве английского и голландского уполномоченных. В первой конференции австрийские уполномоченные уступили в пользу Польши часть Галиции во 144 мили с 308 000 душ. Прусские уполномоченные отвергли это предложение с угрозами и потребовали округа Бохни, Тарнова, Замосця, города Брод, что составляло 500 000 душ с 700 000 флоринов дохода. В вознаграждение соглашались на присоединение к Австрии турецкой Кроации и всего того, чем владела Австрия по миру Пассаровицкому, но с условием срытия Белградской крепости. Тут же пруссаки объявили, что хотят взять Данциг, Торн, Дубно, землю между Нетцою и Вартою145. Но им скоро напомнили, что они не одни с австрийцами в Рейхенбахе: английский уполномоченный объявил Герцбергу, что Англия никогда не будет способствовать к тому, чтобы турки без их согласия лишены были своих владений; что ни Пруссия, ни Австрия не могут отказаться от основания переговоров — status quo, и если Австрия принимает его, то нет никакого предлога к начатию войны. Это значило, что если Пруссия будет настаивать на своем проекте мены владений и объявит Австрии войну, то будет воевать одна с Австрией и Россией. Явился из Варшавы прусский посланник при польском дворе маркиз Люкезини и объявил, что Польша решительно не согласна на уступку Данцига и Торна. План Герцберга рушился. 15 июля он должен был предложить австрийским уполномоченным — немедленно же заключить перемирие с турками на основании status quo. Австрия согласилась, причем обязалась ничем не помогать России к продолжению войны.

Герцберг с бешенством возвратился из Рейхенбаха. Увидавшись с Алопеусом, он начал уверять его, что никогда не хлопотал о status quo; что его план, одобренный уже и Австрией на Рейхенбахских конференциях, был совсем другой и Россия была бы им очень довольна. Австрийский двор соглашался уступить Польше Броды, Замосць, Жолкву, с 500 000 жителей, на условии, чтобы Польша уступила Пруссии два города, совершенно бесполезные для Польши, Данциг и Торн, с народонаселением едва ли во 100 000; Пассаровицкие границы были бывосстановлены между Турциею и Австриею, и Очаков остался бы за Россиею. "Таков был мой проект, — продолжал Герцберг, — этот проект был внушен мне патриотизмом; но когда все было улажено, все в одну минуту разрушилось, потому что иностранцы (то есть Люкезини) 146, которые естественно не могут иметь такой же привязанности к стране, как я, в ней родившийся, иностранцы захотели приобресть себе важность насчет Пруссии. Я не понимаю этого человека (Люкезини): прошлую зиму он уверял, что поляки будут совершенно согласны уступить Данциг и Торн, если им отдадут эту часть Галиции; а теперь он утверждает, что им надобно всю Галицию; но вы понимаете, что это невозможно. Тут-то пришли к этому знаменитому status quo, который давно уже был предложен Англиею и который всегда нравился королю. Я не мог идти против потока и стал просить отставки; король не согласился. По моему мнению, есть еще средство прийти к соглашению насчет Очакова, если Русский двор обяжется тайно не препятствовать уступке Данцига и Торна; я знаю, что со стороны поляков будут затруднения, но эти затруднения могут быть побеждены. Необходимо, чтоб Россия и Пруссия пришли наконец к соглашению; Пруссия вовсе не хочет противодействовать влиянию России в Польше. Россия хотела вовлечь Польшу в войну с турками и обогатить ее насчет последних; политика Пруссии требовала этому противодействовать, потому что увеличение Польши было ей противно и, следовательно, ей нужно было отстранять все, могущее этому содействовать. Действительно, наш двор обязался в отношении к Турции помочь ей возвратить все потерянное в последнюю войну; но так как императрица требует такой малости — Очакова с областью до Днестра, то можно заставить турок понять, что они должны согласиться на это условие; надобно только, чтоб с вашей стороны было сделано нам предложение в такой форме: если королю Прусскому удастся посредством дипломатических сношений и сделок, а не путемсилы склонить Польшу к уступке ему Данцига и Торна, то Петербургский двор не воспротивится этому, напротив — будет помогать посредством своей партии в Польше. Даю вам честное слово, что король запретил мне говорить об уступке Данцига и Торна; но если предложение будет сделано с вашей стороны, то я могу, несмотря на все запрещения, не только принять его для донесения (ad referendum), но и подкреплять его; мне будет легко доказать, что приобретение дружбы России и обладание Данцигом и Торном гораздо важнее дружбы государства, для которого мы сделали так много и которое само не в состоянии ничего сделать".

Алопеус донес в Петербург об этом разговоре с Герцбергом, прибавив, что между королем и его министром господствует сильное несогласие, но что король, несмотря на свое природное упрямство, не имеет духа удалить Герцберга от дел147.

Россия осталась одна, но не думала уступать требованиям Пруссии и Англии и заключать мир с Турциею на основании status quo: приобретение Очакова с прилежащею областью между Бугом и Днестром было объявлено ею как необходимое условие мира. Англия и Пруссия, успев напугать Австрию вооружениями, думали, что могут напугать тем же и Россию. Первый министр Георга III знаменитый Питт разослал приказы усиливать флот и держать его в готовности выйти в море. Пруссия также продолжала истощать свои финансы, держа наготове многочисленное войско, причем она по-прежнему не теряла из виду Данцига и Торна, и Англия, имея общее дело с Пруссиею, считала необходимым потворствовать ее желаниям.

В ноябре 1790-го польский посланник в Голландии Огинский получил от своего правительства поручение ехать в Лондон и проведать, как там смотрят на стремление Пруссии приобрести Торн и Данциг. "Какая вам, полякам, выгода владеть Торном и Данцигом? — спросил его Питт. — Какая вам выгода иметь эти два рынка для ваших произведений при той слабости, в какой вы находитесь до сих пор, стеная под гарантиею Петербургского двора? Король Прусский, предлагая вам свою дружбу и союз, представляет вам средства выйти из этого презренного положения, и это одно стоит некоторых пожертвований. Но чего требует Прусский король — это даже нельзя назвать и пожертвованиями, потому что, с своей стороны, он отказывается от значительного дохода, получаемого с таможен". Тут министр показал Огинскому копию с письма к нему прусского короля: Фридрих-Вильгельм II откровенно объяснял побуждения, которые заставляли его желать Торна и Данцига.