— Поэтому я так благодарна моему дяде Хайме, и поэтому же у меня никогда не будет детей, — заключила свой рассказ Монтсе.

Даже нападение Германии на Польшу и Францию не удивило меня так сильно, как это признание. Признаться, я думал, что Монтсе — девственница. Однако после того как она закончила свое повествование, я сказал:

— Мне все равно. После войны мир наполнится детьми-сиротами, и если мы захотим стать родителями, то всегда сможем усыновить кого-нибудь.

— Ты не понимаешь, да? Я никогда не смогу никого усыновить. Каждый раз, глядя в лицо этому ребенку, я буду вспоминать того, другого, которого я добровольно вырвала из своего чрева. Нет, я не хочу детей.

Я много раз испытывал искушение попросить ее рассказать мне о том молодом человеке, которому она отдала всю свою страсть, но так и не осмелился этого сделать. В сущности, если бы в ее жизни не было того юноши, мне бы тоже не было в ней места. И если я иногда чувствовал к нему ревность или даже ненавидел его, это была неопределенная ревность и неосознанная ненависть. Так что я научился принимать достоинства Монтсе и не обращать внимания на ее недостатки. Я где-то читал, что в любом браке у людей возникает желание обмануть партнера, утаив от него какую-нибудь свою слабость, потому что невыносимо жить с человеком, который в курсе всех твоих маленьких недостатков. Поэтому многие супружеские союзы и терпят неудачу. Совокупность этих недостатков перевешивает в конечном счете любой позитивный аспект совместного существования. Я целиком и полностью подписываюсь под этими словами и сам стараюсь игнорировать слабости Монтсе; впрочем, несмотря на это, я не уверен, что наш брак можно назвать счастливым.

Церемонию венчания провел падре Сансовино, в роли свидетелей выступили Юнио и кое-кто из моих коллег по мастерской. Мы решили обвенчаться только лишь из тех соображений, что гражданская процедура сыграла бы на руку фашистскому государству. Со вступлением Италии в войну усилилось противостояние между государством и церковью. И хотя новый папа пытался, словно канатоходец, сохранять равновесие в отношениях с вовлеченными в конфликт державами (позже, по прошествии нескольких месяцев, он превратится из эквилибриста в марионетку в руках нацистов), часть церковников перестала закрывать глаза на происходящее и обвинила Муссолини в потворстве жестокостям, которые немцы творят на завоеванных территориях. Перед началом церемонии, пока ее участники беседовали между собой, я пересказал падре Сансовино все то, что сообщил мне Юнио о поездке Гиммлера в Монтсеррат.

— Я в курсе путешествия рейхсфюрера в Барселону. Но реликвия находится в Валенсии, и это общеизвестно, — ответил он.

— А как же тогда быть со всеми этими легендами, приписываемыми катарам? — спросил я.

— Это всего лишь легенды, не более того. Признаваемый церковью Грааль объявился в Уэске накануне арабского завоевания Пиренейского полуострова. В 713 году епископ Уэска, некий Аудаберт, покинул епископский престол, прихватив с собой Грааль, который потом спрятал в пещере горы Пано. В том самом месте впоследствии построили монастырь Сан-Хуан-де-ла-Пенья. Документ, датированный 14 декабря 1134 года, подтверждает, что Чаша Христа хранилась в вышеупомянутой обители. В другом документе, от 29 сентября 1399 года, сообщается, что реликвия была отдана в дар королю Мартину Первому Арагонскому. Грааль отправился сначала во дворец Альхаферия в Сарагосе, а потом в часовню Святой Агаты, в Барселону. Там он находился до самой смерти Мартина Арагонского. Потом, в царствование Альфонса Великодушного, Грааль перевезли в кафедральный собор Валенсии. С 1437 года он находится там. Такова официальная история, и, как видите, катары в ней не фигурируют.

— Что же тогда искал Гиммлер в Монтсеррат?

— Этого я не знаю, однако мне известно, что он даже не пожелал посетить собор. В результате святые отцы Монтсеррат отказались принять его. За торжественный прием рейхсфюрера отвечал падре Риполь, он говорит по-немецки. По словам этого священника, Гиммлера интересовал не монастырь, а его окрестности; он заявил, что именно там возникла альбигойская ересь, с которой у нацизма так много общего.

— Я не знаю, в чем смысл этой ереси, — признался я.

— Катары, также известные в миру как «добрые люди», не верили в то, что Иисус умер, попав в руки римлян, и поэтому отвергали крест. Они признавали священной книгой только Евангелие от Иоанна, носили длинные черные туники и странствовали по землям Лангедока — всегда в паре, — оказывая помощь нуждающимся. Их совершенно не привлекали материальные блага, и вскоре их приняли все слои общества, испытывавшие потребность в какой-нибудь освободительной идеологии. Но потом это движение распространилось за границами Франции и обосновалось в Германии, Италии и Испании. И тогда Рим решил вмешаться. Учитывая, что эти «добрые люди» считали Люцифера — они называли его Лусбелом, — благодетелем человечества, папе Иннокентию III было очень просто организовать против них крестовый поход. И тогда началось жестокое преследование этого движения, унесшее жизни тысяч человек; тогда же возникла легенда, согласно которой катарам, прежде чем их истребили, удалось спасти несметные сокровища, в том числе и Грааль. Не знаю, что общего Гиммлер нашел у нацистов с катарами. Разве что признаваемый церковью Грааль и тот, что ищет рейхсфюрер, — не одно и то же.

— Что вы имеете в виду?

— В некоторых древних языческих легендах утверждается, что Грааль — это не чаша с Тайной вечери, а священный камень, способный проводить небесную энергию. Поэт Вольфрам фон Эшенбах в своем «Парцифале» говорит, что Грааль — это «камень особой породы». Другие называли его «одухотворенным камнем» или «электрическим камнем». Существует теория, согласно которой речь идет о нейтральной энергии, которую охраняют ангелы, известные под именем «Наблюдателей», поскольку они не участвовали в противостоянии между Богом и дьяволом. Фон Эшенбах, в чьем произведении рассказывается о событиях, случившихся во время крестового похода против катаров, писал об этих ангелах:

Когда небеса сотрясало войною

Меж Господом Богом и сатаною,

Сей камень ангелы сберегли

Для лучших, избранных чад земли[57].

— Значит, Гиммлер искал в Монтсеррат не Чашу Христову, а источник энергии.

— Возможно. Нейтральной энергии, которую можно использовать как во благо, так и во зло. Не говоря уже о том, что в битве этих двух начал Гиммлер играет ту же роль, что и черный маг, старый рыцарь Грааля Клингсор.

— Полагаю, теперь рейхсфюрер надеется найти точное местонахождение камня на Карте Творца.

— Не исключено. Хотя, честно говоря, я вижу в этой истории множество противоречий.

— Каких же?

— Катары отказывались обладать материальными благами, тот, кто принимал их веру, должен был даже отказываться от своего имущества. Кроме того, они не поклонялись иконам. Так что идея о том, что они обладали каким-то сокровищем и делали все возможное, чтобы его спрятать, — попросту абсурд, потому что такое поведение идет вразрез с их принципами. Боюсь, Гиммлер просто помешался на всем этом.