— Понимаю.

Некоторый свет на происходящее пролил Смит, когда перевел документы из портфеля рейхсфюрера. Чертежи, которые видела Монтсе, действительно имели отношение к подземельям Монтсеррат, хотя там также находились проекты бункеров, возводимых армией Франко в Ла-Линеа-де-ла-Консепсьон. В общей сложности речь шла о четырехстах девяноста восьми бетонных укреплениях, которые, как говорилось в комментарии внизу страницы, будет использовать немецкая армия, чтобы захватить Гибралтар. От этой операции под кодовым названием «Феликс» Гитлер откажется после встречи с Франко в Андайе. Кроме чертежей, в портфеле Гиммлера содержались документы, касавшиеся сотрудничества между политической полицией Франко и СС. А еще был странный отчет, в котором упоминалось о существовании тринадцати подземных городов в Андах. Тринадцать городов из камня, озаренные искусственным светом и соединенные между собой туннелями, со столицей в Акакоре, находившемся на плоскогорье за рекой Пурус, на границе между Бразилией и Перу. В этом подземном царстве, построенном по приказу Великих Магистров несколько тысяч лет назад, работал завод, занимавшийся размягчением камня. А этой технологией нацисты мечтали завладеть любой ценой. Рейхсфюрер считал, что, осуществив свои цели, сможет пошатнуть основы мироздания.

Сейчас, размышляя обо всех минувших событиях, я понимаю, что смог пережить их благодаря Монтсе. Судьба словно в компенсацию за будущие страдания дала мне ее. Не знаю, как бы я смог в одиночестве вынести необходимость работать на нацистов. Смит номер два относился к этим теориям очень серьезно, мне же они казались напрасной тратой времени, потому что, пока мы разбирали названия каких-то легендарных городов на Амазонке, немецкая военная машина продолжала свое неумолимое наступление. Да, для меня охота за Картой Творца, Священным Копьем Лонгина или за Святым Граалем не имела никакого смысла, и я был сторонником действий более решительных, направленных на то, чтобы остановить движение немецких бронетанковых войск. Я бы без колебаний бомбил мною же спроектированные бункеры, о расположении которых я сообщил Смиту номер два. Я даже злился на него за его пассивное поведение, но он всякий раз успокаивал меня и просил быть терпеливым: ведь армия союзников сумеет использовать предоставленные мною сведения в нужный момент.

То же самое происходило и с Юнио. Я осуждал его не только за криминальные дела, но и за то, что он попал под власть предрассудков. Поначалу я думал, что это у него в характере, но со временем пришел к выводу, что его тяга к эзотерике — не более чем каприз, одна из нелепых прихотей, которые могут позволить себе богатые люди. Не считая увлечения палеографией и политикой, Юнио никогда нигде не работал. Он даже не участвовал в делах семьи: ведь ими занимался целый легион адвокатов, брокеров, маклеров и бухгалтеров. Вероятно, именно так и должен вести себя принц, который может похвастаться дружбой с итальянским королем.

Как и во всех нас, война проявила все лучшее и худшее в Юнио. И когда из-за слабости итальянской армии окончательно рухнула его вера в фашистское движение, он стал искать убежища в эзотерике с неистовством алкоголика, путающего свое опьянение с реальностью. Когда мы виделись, он почти всегда начинал рассказывать об очередном сумасбродном поручении Гиммлера: найти Молот Вотана, установить место, где живет Владыка Мира, добыть Жезл Власти и так далее. Помню, например, историю, которую он поведал нам за ужином в ресторане «Нино», на виа Боргоньона. По словам Юнио, рейхсфюрер дал ему ответственное задание: организовать экспедицию в Центральную Америку ради поиска так называемого «черепа судьбы». По словам принца, в 1924 году путешественник Фредрик Митчелл-Хеджес обнаружил на Юкатане, в развалинах архитектурного ансамбля цивилизации майя череп из горного хрусталя и окрестил его «Лубаантун» (что означает «Город упавших столбов»). Сей необычный предмет весил пятнадцать килограммов и был выполнен из цельного куска, а совершенство огранки, точность деталей (хорошо прорисованная челюсть) и твердость (семь из десяти по шкале Мооса) делали его поистине уникальным. Поскольку эксперты утверждали, что его могли высечь и отшлифовать лишь алмазом или корундом и, предположительно, вручную, получалось, что мастера затратили на его изготовление более трехсот лет. Но это еще не все: кекчи, тамошние аборигены, утверждали, что существует тринадцать подобных черепов: они принадлежали жрецам и традиционно использовались для магических обрядов, так как являлись источником силы, способной лечить и убивать. Митчелл-Хеджес не сомневался: найденные им руины и череп относятся к наследию потерянного материка Атлантиды.

— Вот видите, как говорил Рильке, наш мир — театральный занавес, за которым прячутся глубинные тайны.

Юнио воспринимал подобные поручения всерьез, я же видел в его увлеченности попытку скрыться от реальности. И небезосновательно: ведь крах итальянского фашизма с каждым днем становился все очевиднее, а люди испытывали разочарование, ужаснувшись напрасными жертвами. Все уже понимали, что нить натянута слишком сильно, и за высокомерным и воинственным взглядом дуче, некогда символизировавшим твердость и уверенность в выборе пути, который должен был привести нацию к вершинам славы, скрывается одно лишь упрямство.

1941-й и 1942 годы принесли с собой тяготы и лишения. Обещанная Гитлером экономическая помощь так и не пришла, и условия жизни итальянцев стали невыносимыми. Количество ходивших в обращении денег утроилось, производство упало до уровня тридцати пяти процентов от исходного, а мечта о величии, о которой Муссолини так много говорил в предвоенные месяцы, обернулась кошмаром.

И только Рим во время войны словно превратился в остров: будучи колыбелью нашей цивилизации, он избежал бомбардировок союзников, пожелавших сохранить его культурные ценности. Именно поэтому в город, как и следовало ожидать, стекались сотни тысяч беженцев со всей Италии: они ютились в домах, на лестницах и в подъездах, и в результате дефицит продовольствия увеличился.

Между тем я продолжал оснащать север и юг страны бункерами, а Монтсе устроилась библиотекарем в Палаццо Корсини, находившийся неподалеку от нашего дома. Она получала всего несколько сотен лир, но эта работа позволила ей реализовать свое давнее призвание.

В середине 1942 года мне снова довелось путешествовать в обществе Юнио — на сей раз чисто по профессиональным причинам. Судя по всему, воюющие державы боялись наступления союзнических войск с юга, с Сицилии, и поэтому потребовали проверки (и в случае необходимости усиления) оборонных сооружений на Пантеллерии, маленьком острове, принадлежавшем Италии и расположенном примерно в семидесяти километрах от мыса Мустафа, относящегося к побережью Туниса, и в ста — от сицилийского мыса Гранитола. Пантеллерия не зря считалась воротами на Сицилию, а та играла эту же роль для всего Апеннинского полуострова. Перед войной на острове воздвигли укрепления по проекту архитектора Нерви, и, оценив увиденное, я мог лишь констатировать, что больше, чем уже сделано, сделать невозможно.

Поскольку на острове негде было остановиться, нам пришлось поселиться в даммузо — типичном для тамошних мест домике с элементами арабского стиля, поразившем меня своей простотой и тем, как хорошо он защищал от летнего зноя. Каждый вечер после работы мы отправлялись на вездеходе до Кала-Трамонтина любоваться закатом; море здесь выглядело красивее, чем на всем остальном острове, a maestrale[58]из Африки завивал у наших ног маленькие вихри. Я никогда не видел моря, так похожего на небо. И неба, похожего на море.