Слева послышались голоса. В той стороне коридор сворачивал, поэтому Иван не мог рассмотреть, кто именно громким голосом со скандальными интонациями требовал убрать эту мерзость.

Иван запахнул халат, завязал пояс и пошел в сторону скандала. Или скандалистки. Голос явно принадлежал дородной даме лет сорока пяти. Такие трубные голоса не даются с рождения, они приобретаются и закаляются многолетними упражнениями в склоках и скандалах.

Голос, пытавшийся возражать, был почти не слышен. Так, какое-то журчание среди грохота дробящихся каменных глыб.

— Я не собираюсь терпеть этой вони! — провозгласила дама, стоявшая за углом. — И не потерплю, чтобы моя дочь находилась рядом с этой тварью!

— Но вы же прекрасно знаете… — начала девушка в белом халате, стоявшая напротив дамы, но закончить не смогла.

Не успела.

— Либо уберите ее, либо предоставьте моей дочери другое помещение. Со свежим воздухом.

Иван принюхался.

Таки да, таки воздух в этой части коридора заставлял желать лучшего. Запах серы — штука и сама по себе неприятная, а если принять во внимание, что к нему обычно прилагался человек, продавший душу Дьяволу, то ярость и возмущение дамы становились понятными. С предавшимися верующие общаться отказывались.

— Или мне самой выдворить ЭТО? — осведомилась дама и направилась к дверям палаты.

Девушка в халате оказалась у нее на пути и отходить явно не собиралась. А дама не собиралась останавливаться или сворачивать.

— Стоять, — приказал Иван.

— Что? — с нескрываемым изумлением спросила дама, впрочем, не останавливаясь.

— Я сказал — стоять! — своим самым официальным тоном произнес Иван. — Или я буду стрелять.

Дама резко изменила направление движения и пошла на Ивана.

Ребра сразу заныли.

— А я ведь не шучу, — предупредил Иван. — Вы нарушаете порядок…

Дама молча приближалась, пальцы на ее руках растопырились, будто она собиралась кого-то душить.

— Я лучше уйду. — В дверях палаты появилась очень молодая, сильно беременная женщина. — Я пойду в приемное отделение…

— Стоять! — снова сказал Иван, но теперь уже беременной. — Всем стоять!

Смешно может получиться — прибегают на выстрел люди, а это брат Старший Исследователь даму пристрелил в целях самообороны.

— Мама, прекрати! — Из палаты выбежала еще одна беременная и вцепилась даме в рукав. — Не смей!

Дама сделала еще шаг.

— Ой, мама! — сказала ее дочь, хватаясь обеими руками за живот. — У меня, кажется…

— Доктора! — взревела мама. — Доктора!

И побежала по коридору.

Девушка в белом халате подошла к ее дочери, взяла за руку.

— На самом деле или ты решила припугнуть маму?

— Вначале — хотела припугнуть, — сказала беременная, — а как встала с кровати, так… Ой, мамочка…

— Тогда пошли. Держись за меня. Не спеши, у нас еще море времени. А ты, Анна, вернись в палату.

Предавшаяся затравленно оглянулась по сторонам, взглянула на Ивана и быстро отвела взгляд.

— Доктор сказала — в палату. — Иван подошел к предавшейся и взял ее под руку. — Я вас провожу.

— Уберите руку! — взвизгнула беременная. — Я…

— Вы сейчас пойдете и ляжете в кровать, — сказал Иван. — Иначе…

— Иначе что? — с вызовом спросила беременная. — Силой меня туда отправите? Сами? Или Алену Ивановну попросите? Так она меня скорее в окно выбросит…

Иван задумался. У него не было опыта драки с беременными женщинами. Ему вообще казалось, что к ним нельзя притрагиваться, что от малейшего толчка они могут сломаться. Или немедленно родить.

— Я могу отправить тебя на стол прямо сейчас, — сказал кто-то из-за спины Ивана.

Иван оглянулся.

Вчерашний доктор выглядел так же невозмутимо и спокойно. Только взгляд был холодным и жестким.

— По срокам тебе рановато, но мы немного постимулируем… И еще могу устроить тебе кесарево. Что? Или ступай в постель.

Предавшаяся постояла на пороге, прижав руки к лицу, потом повернулась и ушла в палату. Дверь захлопнулась.

— А вы, значит, и тут успели все усложнить, — сказал неодобрительно доктор.

— А вам давно били физиономию за применение снотворного без согласия пациента? — осведомился Иван.

— Давно. И, полагаю, у вас это все равно не получится. Я двину вас в бок в самом начале разборки, а потом тупо допинаю. — Доктор мило улыбнулся. — Пинать лежачего — это в наших краях не принято, но меня поймут. А когда узнают, что я пинал Инквизитора, то вообще сделают национальным героем. Все незамужние бабы — мои. И даже некоторые замужние.

— Как-то вы тут свободно с Инквизиторами…

— Вы по поводу Астуриаса? Это без моего участия. Когда его доставили сюда, то вопрос о выборе отделения уже не стоял. Только патологоанатомия. Участие во вскрытии я принимал, все бумаги подписывал, но не убивал. Так что, если вы начнете драку, это будет моим первым опытом близкого общения с Инквизиторами. Такие дела.

— Смешно, — сказал Иван.

— Обхохочешься, — подтвердил доктор.

Они постояли молча.

— В палату или выйдем погуляем? — спросил доктор.

— В палату. — Иван повернулся и пошел, не оглядываясь.

Мысль появиться на улице в сиротском халате и шлепанцах была ему неприятна. Вообще, обитатели больниц и госпиталей на улице, вне палат смотрятся как что-то неприличное и нелепое. Неуместное, переступая порог палаты, сформулировал Иван.

Неуместное.

Иван сел на кровать, доктор, аккуратно прикрывший за собой дверь, устроился на стуле.

— Значит, у вас претензии по поводу моих действий? — Доктор поддернул брюки и закинул ногу за ногу.

— Да.

— Имеете право, — кивнул доктор. — Только ведь я обязан принимать меры для облегчения и спасения, между прочим.

— Кого и от чего?

— Да вот вас, уважаемый. И от вас, соответственно. — Доктор стал серьезным. — Ваше состояние вызывало озабоченность еще у врачей Ордена Охранителей. Нервы, психика…

— Вам переслали мою карточку? — очень удивился Иван.

Он и сам не видел своей медицинской карточки, а тут, в глухомани…

— Нет, что вы, конечно не карточку. Выписку, но очень занятную. Тяжелое ранение… Я, кстати, оценил шрамы. И лечили вас неплохо, полагаю, Служба Спасения?

— Да.

— Еще одна странность. Они обычно не оказывают помощь людям, не подписавшим контракт на душу. Или у вас что-то изменилось?