Потом у наших ног появился и заметался маленький лучик света. Удостоверившись, что под ногами нет зияющих дыр и — что было еще важнее — мы на лестнице одни, мы продолжили подъем.

— Ступай ближе к краю, — велел он. — Ставь ноги по краям ступеней. И держись ближе ко мне. Дверь внизу, должно быть, захлопнулась ветром.

Вечер, насколько я помнила, был на удивление тихим, но не стоило в такой момент упоминать об этом. Я вздохнула с облегчением, увидев, что Мэт достиг двери наверху и повернул ручку. Лестница залилась неярким светом, я быстро догнала Мэта. Лишь тогда я решилась обернуться и взглянуть на сгнившую дверь, которая захлопнулась за нашими спинами.

Мы быстро осмотрели две спальни, скудно обставленные и грязные. Мэт распахнул дверцу шкафа и заглянул внутрь. Там висели хлопчатобумажные цветастые платья, совершенно бесформенные. Мэт распахнул вторую дверцу, и мы увидели три мужских костюма. На полу шкафа аккуратно выстроились несколько пар туфель.

На полу во второй комнате лежали два необыкновенно грязных матраса. Больше никакой мебели. Дощатый пол, голый и некрашеный, местами прогнил настолько, что виднелось перекрытие потолка комнаты на первом этаже. На стене, на уровне промежутка между двумя матрасами, висела черно-белая фотография в черной пластмассовой рамке. Я осторожно приблизилась к ней.

Теперь я разглядела, что фотография на самом деле вырезана из газеты. В правом верхнем углу дата — 17 июня 1956 года. На фото была изображена группа мужчин в белоснежных костюмах для крикета. Они были сняты на фоне дома в стиле Тюдоров. На уровне мужчин заднего ряда, чуть в стороне от них, стояли три женщины.

Я посмотрела на мужчину, стоящего в центре со скромным кубком в руках. Молодой мужчина с приятным открытым лицом. Довольно крупные черты лица: большие глаза, крупный нос, полные губы, широкий рот. Волосы, как мне показалось, каштанового цвета, были коротко подстрижены по тогдашней моде.

— Это Уолтер, — сказал Мэт. При звуке его голоса я даже подпрыгнула — не ожидала, что он стоял настолько близко. — Когда я был мальчишкой, он был уже капитаном команды по крикету.

Под снимком были перечислены имена игроков. Я провела пальцем по списку, соотнося эти имена с лицами. Все братья Уолтера играли в крикет. Арчи, который давно уехал в Америку, был самым высоким и самым красивым из братьев. У него была смуглая кожа, тонкий, чуть крючковатый нос и раскосые темные глаза. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но я не могла вспомнить, кого он мне напоминает. Какую-то телезвезду? Я попыталась примерить на него костюм менестреля и не смогла. Он не тянул на менестреля.

Гарри, пьяница, которого постигла нелепая смерть, был похож на Уолтера, но ниже ростом, плотнее и с белокурыми волосами. Сол, «паршивая овца», был очень похож на старшего брата: тот же рост, те же черты лица. Вполне вероятно, что в моем доме побывал Сол. Также вероятно, что Сол Уитчер сейчас находится в этом доме. Я не сдержалась и нервно огляделась.

— Это главный дом поместья, — сказал Мэт, указывая на снимок. — За ним была пашня, предыдущий хозяин выровнял ее и превратил в поле для крикета. Клайв Вентри говорил, что хочет отреставрировать дом. Когда сможет побыть в стране подольше.

Меня совершенно не интересовало поле для крикета.

— Большое фамильное сходство, — заметила я, водя пальцем от Сола к Уолтеру. — Ты знал его? Я имею в виду Сола Уитчера.

Мэт отрицательно покачал головой.

— Он уехал еще до моего рождения.

— Возможно, он еще жив. И живет в этом доме.

— Пока нет и намека на его присутствие.

Я не хотела с ним спорить. Однако меня не покидало ощущение, что дом обитаем.

— А почему ему пришлось уехать? — спросила я.

— Никто точно не знает, — ответил Мэт. — А даже если и знают, то не хотят говорить. Ты наткнулась на местную тайну, Клара. Я несколько лег назад сам заинтересовался этим и просмотрел в участке все старые записи. Что бы тогда ни случилось, произошло это в 1958 году, когда сгорела церковь. Сол всю свою сознательную жизнь постоянно попадал в неприятности, но цепочка совершенных им преступлений оборвалась летом 1958 года. Согласно записям, именно в этом году он перестал причинять неприятности. Гарри и Арчи Уитчеры тоже оба уехали в том году, хотя лет через десять Гарри вернулся.

1958 год. Значит, тогда сгорела церковь. Что говорила Виолетта? Она так и не узнала, что случилось той ночью?

— Что-то странное было в том пожаре, — продолжил Мэт. — Все имеет документальное подтверждение, если знаешь, где искать. Пожарных вызвали только рано утром, когда большая часть здания уже сгорела. Полицейских вообще не вызывали, хотя они сразу приехали, как только узнали о происшествии. Тогда в поселке уже имелись телефоны, но, несмотря на то что в огне пострадали люди, никто не позвал на помощь.

— В пожаре погибло два человека, — сказала я, вспомнив о могилах, которые обнаружила ранее. — Не менее двух. Один из них — священник.

Мэт кивал. Это для него не было новостью.

— Капитан идет ко дну со своим судном, — произнес он. — А через два дня умерли еще двое.

— Церковь поджег Сол? Поэтому он вынужден был бежать?

— Согласно свидетельским показаниям, поджога не было. Полиция опросила свидетелей, присутствовавших на вечерней службе. Все заявили, что никто ничего не видел. Тогда решили, что произошло возгорание из-за непотушенной свечи, а священник и еще один парень, погибший в огне, увидели пламя и попытались затушить пожар, но задохнулись в дыму.

— Других версий не было?

— Нет. Шесть или семь одинаковых показаний. Никто ничего не видел, но у каждого была своя четкая версия того, что произошло, и эти версии совпали.

— И полиция поверила.

Мэт пожал плечами.

— В документах нет никаких оснований для иного вывода.

— Но кто-то из этих людей до сих пор жив. Кто-то должен знать, что произошло. Я беседовала с Виолеттой Баклер. Она говорила о том, что церковь сгорела. Хотя, помнится мне, она сказала, что сама там не присутствовала.

— Дело все больше запутывается. Тебе надо поступить на службу в полицию, Клара. Занимаясь расследованием, ты становишься весьма словоохотливой.

Я не нашлась что ответить. Мэт, кажется, потерял всякий интерес к фотографии и прошел в другой конец комнаты. Открыл окрашенную деревянную дверь и исчез. Не желая ходить за ним хвостиком, я подошла к окну, выходящему на обрыв. В оконном стекле была трещина, и я смогла вдохнуть ночной воздух, такой пьянящий и удивительно свежий после спертого воздуха дома.

На небе именно в этот момент рассеялись облака, и пейзаж за окном внезапно залил лунный свет. Я видела узкую каменистую тропинку, частично скрытую утесником и боярышником. Она вилась за домом, потом на протяжении метров шести шла под уклон, а затем тянулась еще на сотню метров, становясь еще круче. Интересно, каково это — жить на краю утеса? Меловой утес — не самая крепкая гора.