Летом семьдесят второго года жара на Дону стояла невыносимая. Мы выезжали на съемки чуть свет, чтобы поработать до полудня. Потом жизнь в Приморской замирала, а мы готовились снимать вечерние, режимные сцены. Станичники к нам привыкли, и жизнь здесь шла как всегда. Домик, в котором жила наша героиня Шурка с детьми, мы арендовали у хозяев вместе со всей мебелью, утварью и прочим реквизитом. Только к семейным фотографиям добавили и казенные, ленфильмовские. Трое детей, которых мы временно отобрали у собственных родителей, тоже поселились у Зайцевой. Все ее соседи, проживавшие рядом со съемочной площадкой, продолжали играть сценарные роли соседей. По мере надобности мы дописывали им тексты.

Слияние произошло абсолютное. Когда в Приморке случилась свадьба, съемки пришлось остановить ровно на неделю. Причем Зайцеву бабы подключили к подготовке свадебного стола по обязанности соседки – звали ее Шуркой до самого конца съемок. Москвичка Гундарева тоже совершенно обабилась, но по моей просьбе старалась не загореть – ей необходимо было оставаться бело-розовой и пышной «буфетчицей», в отличие от загорелой трудяги Шурки.

Директором картины был у нас бывший милицейский работник Виктор Бородин. Он широко пользовался по знакомству услугами ростовской милиции. Мы разъезжали на газиках с мигалками, а Гундареву возил на мотоцикле с коляской влюбленный в Наталью лейтенантик. Пышнотелая Наталья важно покачивалась в люльке, а над ней, спасая ее от загара, полоскался огромный пляжный зонт. Этот зонт прикрепил к люльке влюбленный лейтенант. Кто мог представить тогда, что Наталья так быстро станет всенародно любимой артисткой. И менее всего ждала она и все мы, что на нее так несправедливо обрушится тяжкий недуг.

По вечерам на завалинке Олег Ефремов спорил с мужиками, обсуждая международное положение. Олег защищал Хрущева и хвалил Фурцеву за театр «Современник», а мужики почему-то называли Фурцеву нехорошим словом и поносили Хрущева за то, что он «Америке весь наш хлебушко продал». Словом, жизнь у нас сложилась дружная и плодотворная. На свадьбе даже драка у нас назрела вполне натуральная. Бить собирались Олега Ефремова за хорошие слова про «Никитку». Мирились после свадьбы тоже почти неделю.

При всей своей уже всенародной известности Олег вписывался в необходимую для фильма человеческую среду абсолютно, ему верили безоговорочно. Однажды, еще на съемках «Мамы…», в период нашего увлечения скрытой камерой, я предложил Олегу пристроиться без очереди к пивному ларьку. Олег подошел к череде жаждущих, вступил в беседу, а потом ненароком двинулся к вожделенному окошечку вне очереди. Начался буйный спор с размахиваниями кружками и кулаками. Неизвестно, чем бы дело кончилось, но подошел настоящий милиционер, и съемки пришлось прекратить.

Однажды Ефремова средь бела дня похитили. В Ростове у речного причала вполне солидный капитан предложил Олегу «на минуточку» подняться на палубу и выпить холодного кваса. Олег шагнул на палубу. Тут же убрали трап, теплоход развернулся и отплыл в неизвестность. Вдоль берега бежали безутешные ассистенты – ведь у нас начиналась съемка. Теплоход вернула речная милиция только к вечеру. В Тбилиси, где снимали финал «Мамы…», Олега похитили со съемочной площадки, прямо от камеры. Снимали в подъезде жилого дома. Подошла застенчивая девочка с открыткой и попросила автограф. Не оказалось карандаша, и Олег сделал шаг в сторону – потянулся за карандашом. На Кавказе система похищений традиционно отработана. Олега мы нашли только потому, что из открытого окна грянуло грузинское застольное многоголосье. За длинным столом на почетном месте уже сидел Ефремов с огромным рогом в руке. Как было организовано перемещение большого живого Олега, как возникло застолье, понять было невозможно…»

В те годы у Ефремова случилась еще одна роль в фильме режиссера, у которого он снимался ранее. Только в отличие от Мельникова этот режиссер не нашел для героя нашего рассказа очередной главной роли и предложил ему всего лишь эпизод. Но Ефремов согласился, поскольку картина снималась на любимом им «Мосфильме». Речь идет о режиссере Александре Митте («Звонят, откройте дверь», «Гори, гори, моя звезда») и его мелодраме «Москва, любовь моя», где Ефремов исполнил роль врача, который лечит главную героиню – безнадежную больную. По сюжету эта девушка – Юрико (актриса Комаки Курихара), приехавшая в Москву из Японии, чтобы здесь учиться искусству балетного танца, влюбляется в молодого красавца скульптора. Победа на конкурсе выпускниц школы при Большом театре принесла Юрико счастье. Однако внезапная болезнь крови, как следствие атомной бомбардировки города, где жили ее родители, страшной бедой врывается в жизнь девушки…

В середине 70-х Ефремов по-прежнему был женат на матери своего сына Михаила – Алле Покровской. Но к тому времени это был чисто формальный брак, поскольку супруги жили гостевым браком и у каждого была своя личная жизнь. Поэтому они хотя и жили на одной лестничной площадке, но в разных квартирах: Алла с сыном Мишей в одной, а Ефремов с отцом – в соседней.

Как мы помним, Ефремов на рубеже 60-х пережил яркий роман с молодой актрисой, младше на семнадцать лет, – Анастасией Вертинской. По ее словам, она тогда готова была связать свою жизнь с нашим героем, но он сам этого не захотел, вполне удовлетворенный статусом «кота, который гуляет сам по себе». Почти та же история случится с другой женщиной, которая была младше Ефремова почти на двадцать пять лет. Звали ее Светлана Родина.

Она родилась в первой половине 50-х в городе ткачих Иванове, но ткачихой стать не захотела, несмотря на то что ее мама была директором крупнейшего в городе магазина «Ткани». В итоге Светлана поступила в педагогический институт на историко-филологический факультет. Но проучилась там два года и решила ехать в Москву, чтобы учиться на актрису. Актерские гены у девушки были от отца, который в молодости прошел конкурс сразу в нескольких театральных вузах, но учебе помешала война. С фронта отец вернулся инвалидом, после ранения потерял руку. О театре пришлось забыть, и он занялся архивным делом.

Поскольку среди друзей матери было много театральных деятелей (все-таки директор магазина – нужный человек), Светлана с детства зналась с актерами. Поэтому любовь к искусству в ней бродила давно. В результате, когда ей разонравилась учеба в пединституте, она решила стать актрисой. Поехала в Москву и поступила в Школу-студию МХАТа, на курс В. Монюкова. Вместе с ней учились Станислав Жданько (тот самый, который в 1977 году нелепо погибнет от ножа), Наталья Егорова, Борис Невзоров, Александр Коршунов, Николай Попков, Людмила Дмитриева (она потом замечательно исполнит роль Сюзанны Бриссар в теледетективе «Ищите женщину»).

Вспоминает С. Родина: «Попков сразу закрутил роман с Егоровой. На первом курсе мы с ней жили в одной комнате в общежитии. Нас там было шестеро. Девчонки подобрались хорошие, только Егорова была неуправляемая – колючая, неуживчивая. С Колькой встречалась в нашей комнате, ничуть не смущаясь соседок. Повесила занавеску перед кроватью – и ладно. Я не понимала, как можно так себя вести. Мы же спать не могли!..»

Во многом из-за этого Светлана вскоре уехала из общежития и стала снимать комнату. А потом влюбилась в актера Театра имени Пушкина Александра Старостина, который в кино не снимался (исключение – эпизод в фильме «А зори здесь тихие», где он сыграл туриста в свитере). Но этот брак продлился недолго: Александра забрали в армию и невестка не смогла ужиться с его родителями. А когда муж вернулся на гражданку, Светлана вдруг поняла, что любит другого человека – Олега Ефремова. Который конечно же был не чета рядовому актеру. Впрочем, в актерской среде это распространенное явление, когда молодые актрисы тянутся не к своим коллегам-сверстникам, а к более зрелым мужчинам, да еще к тому же облеченным властными полномочиями в мире искусства.