– Что там наверху? – с тревогой в голосе произнес младший лекарь, маленький, круглолицый человечек с пышными усами.

– Последний раненый, тот белобрысый гальванер с переломом ноги, рассказывал: мы деремся, маневрируем, отбиваемся. Потопили или повредили три броненосца и крейсера бурландов.

– Броненосцы?

– В начале боя хорошо залепили кораблю типа «Генерал Ривер». Выкатился из строя, красиво горел и отстал. Затем выбили два броненосных крейсера, – рассказывала даура Винг. – Контр-адмирал сделал ставку на фугасные снаряды. Похоже, он не ошибся.

– Будем надеяться, – старший лекарь покосился на дверь в палату с прооперированными моряками, потом поднял взгляд на подволок. – Над нами три дюйма палубы, а люки частенько перекашивает и клинит. Не хотелось бы.

На лицо Ауры набежала тень. Юная даура прекрасно поняла смысл слов Эрга Грота. Иора больше переживала за мужа и сына. Мужчины не будут прятаться за спины своих людей. Оба даура Винга хороши. Хуже того, сын старается подражать отцу, больше всего боится показать страх, хочет выглядеть бесстрашным, не думая, что не обязательно подставляться под огонь, чтоб победить. Мальчишка! Даура невольно стиснула кулачки.

Она мать, она не могла не переживать за своего ребенка. В то же время Иора Винг понимала, что нельзя мешать мальчику становиться мужчиной. Защищая, делаешь слабее. Разумом понимала, а на сердце было тяжело.

Сразу после чаепития даура ушла в трюм кормить малыша. Прошло много времени, Кром должен был проголодаться.

Принесли очередного раненого моряка. Четверо нижних чинов водрузили на стол в приемном отделении носилки с израненным кондуктором. Пока даура Винг осматривала их товарища, моряки топтались у люка.

Сразу видно, человек не жилец. Осколочное ранение в живот. Внутренние органы разорваны. Непонятно, как еще дышит. Иора отстранилась от стола и качнула головой. Вердикт ясен. Нет смысла ставить даже в третью очередь.

– Даура, Рихо Парели родом из Пармы, – негромко проговорил один из матросов, при этом он смотрел на Ауру. – Он не выживет?

– Нет. Кишки в лоскуты, печень повреждена, внутри все разорвано.

– Да, даура. Он родом из Пармы. У них считается, если человека убьет юная девушка высокого рода, то боги дадут ему счастье в новой жизни, – матрос замялся. Сейчас все четверо глядели на Ауру.

– Хорошо, – девушка шагнула к операционному столу.

Санитар хотел было ей помешать, но наткнулся на ледяной, обжигающий взгляд молодой дауры.

– Он настоящий товарищ, хоть и унтер-офицер. Хорошо будет, если ему помогут правильно уйти, как у них принято.

– Я никогда раньше этого не делала, – с этими словами Аура положила руку на лоб раненого.

Аккуратно повернув голову Парели на бок, девушка быстро и аккуратно вскрыла ланцетом сонную артерию. Вверх ударила струя темной крови. Брызги попали на халат и лицо Ауры.

– Потерпи. Все будет хорошо. – Девичья ладошка гладила лицо и волосы умирающего.

Минута, другая. Человек даже не чувствовал, что жизнь его покидает. Только легкое жжение на шее и наваливающаяся слабость. Последний тихий вздох, судорога, кондуктор Парели отошел.

– Благодарствую вам, даура, – дожидавшийся конца старший матрос вежливо с достоинством кивнул.

Моряки подхватили носилки с телом своего товарища и вынесли из лазарета.

– Мы и сами могли, – проворчал фельдшер.

– Ирко, с каких пор ты стал юной девушкой? – ухмыльнулся старший лекарь и, повысив голос, резко приказал: – Проверь парней в палате. Посмотри, можно ли впихнуть еще хотя бы два матраса.

Выходя в коридор, Ирко тихо одними губами прошептал:

– У благородных это хорошо получается. У них рука не дрогнет. Даже у такой девочки.

Старая беда. Лазарет не рассчитан на такой поток раненых, как сегодня. Лекари и фельдшеры уже уплотнили палату до предела и захватили два смежных помещения под своих пациентов. Однако бой наверху продолжается. Эрг Грот не без оснований опасался, что будут еще раненые, а места для них уже нет.

Из коридора донесся топот ног. К радости лекаря, это был не очередной пациент, а гонец из рубки. Запыхавшийся мичман попросил дать ему краткий доклад и поинтересовался: чем можно помочь лазарету?

– Двух-трех матросов надо, – ответствовал старший лекарь. – Это раз. Притащить из шкиперской парусину и матрасы. Одеяла нужны, это три. И пошлите боцмана вскрыть неприкосновенный запас лекарств – четыре. У нас буквально все кончается. Смешно сказать, плесневые порошки выходят, и последнюю банку кергутовой нити вскрыл.

– Так точно. Людей пришлю. Лекарства принесут. Рундуки будут.

– Жду, – Эрг Грот повернулся к операционному столу и склонился над раненым канониром. Запустив в рану пинцет, он выдернул осколок. Фельдшер тут же промокнул кровь тампоном и развел края раны.

– Вроде чисто, – буркнул лекарь. – Можно шить.

Старший корабельный лекарь работал быстро, но без суеты. В очереди на операцию лежали еще три человека. Это кроме тех, кого могли обработать младшие лекари, фельдшеры, санитары и две помощницы. А затем еще раненых надо выхаживать, лечить их, следить, чтоб швы не разошлись, раны не загноились, а переломанные кости спокойно срастались. Одна надежда – в ближайшие дни удастся добраться до порта и сдать людей на берег. Тогда шансы будут хорошие, выживут почти все.

– Разворот «все вдруг», – выдохнул контр-адмирал. – Сигнал: три красные ракеты.

Мичман и сигнальщик пулей выскочили из рубки. Взлетев на мостик, они одновременно схватились за сигнальный прожектор. Только здесь, на свежем воздухе, до молодого офицера дошло, что работать с ратьером прожектора может и один человек. Что ж, остается только проверить ракетницу, любовно протереть рукавом картонные цилиндры зарядов, зарядить и приготовиться.

Сигнальщик успел отстучать команду на авизо и на «Королевский скипетр». Повернув прожектор в сторону кормы, он приготовился передать сигнал на идущие следом корабли. В этот момент в останки дальномерной площадки ударил фугас. Крыло мостика окатило осколками. Мичман чудом остался жив. В самый последний момент он отступил к рубке. Взрывной волной человека бросило на настил. Осколки прошли рядом.

Если мичману повезло, то сигнальщика взрывом сбросило с мостика. Окровавленное тело полетело за борт и скрылось в волнах. Прожектор и пеленгатор покорежило осколками.

Мичман Артог со стоном встал на колени, вытер рукавом кровь с лица. Голова гудела, казалось, что под черепом работает паровой молот. Офицер машинально поднял руку и невидящим взглядом уставился на ракетницу.

– Я должен стрелять, – пробормотал Артог. – Я должен. Я должен стрелять.

Он доковылял до конца мостика и ухватился за кожух прожектора. Контузия давала о себе знать. Человек мучительно пытался вспомнить, ради чего он вышел на мостик.