Жаслен задумался; такой компромисс заслуживал внимания.

– Когда они приедут?

– Часа через два.

Бригадир Бегодо все еще раскачивался, выйдя уже на крейсерскую скорость, и в таком состоянии опасности не представлял, его следовало бы уложить на больничную койку, а то и дома, напичкав сильными транквилизаторами, и все тут. Его подчиненные, по-прежнему стоя возле него на коленях, начали вдруг трясти головами, вяло болтаясь из стороны в сторону по примеру шефа. Сельские жандармы, беззлобно подумал Жаслен. Полномочны вынести постановление о превышении скорости или мелком мошенничестве с банковской картой.

– С твоего позволения, – сказал он Ферберу, – я

пока что обойду деревню. Посмотрю, как тут обстановочка.

– Давай, давай… Ты тут начальник. – Фербер устало улыбнулся. – Я все беру на себя и приму гостей в твое отсутствие.

Он снова уселся в траву и, пару раз шмыгнув носом, вытащил из кармана пиджака книжку, «Аурелию» Жерара де Нерваля, – успел рассмотреть Жаслен. Он повернулся и пошел в сторону деревни, практически деревеньки, небольшой кучки домов, дремлющих под сенью леса.

Комиссары полиции образуют руководящее звено, определяющее основные направления деятельности Национальной полиции как наиболее высоко квалифицированного контингента межведомственного назначения, находящегося в подчинении министра внутренних дел. В их обязанности входит разработка и доведение до личного состава должностных инструкций и уставов, регламентирующих повседневное несение службы. Они отвечают за повышение дисциплины и боеспособности вверенных им частей и подразделений. Принимают участие в подготовке, реализации и совершенствовании мероприятий, направленных на профилактику правонарушений и развитие правоохранительной деятельности. В рамках действующего законодательства претворяют в жизнь постановления судебных инстанций. Обеспечиваются, форменной одеждой установленного образца.

В начале карьеры получают зарплату примерно 2898 евро.

Жаслен медленно шел по дороге, ведущей от деревни к роще неестественного густо-зеленого цвета, в которой, разумеется, полно змей и мух, а то и, чего доброго, скорпионов и слепней, частых гостей департамента Ионна, добиравшихся порой аж до Луаре, если верить «Курьеру жандармерии», с которым он ознакомился перед отъездом, – на этом замечательном сайте выкладывается лишь тщательно проверенная информация. Короче, в сельской местности – внешность обманчива – можно ожидать всего, чего угодно, и, как правило, ничего хорошего, печально заключил комиссар. Сама деревня произвела на него весьма прискорбное впечатление: идеально чистые, белые фахверковые дома, безжалостно отреставрированная церковь, доски объявлений, извещающие о якобы развлекательных мероприятиях, – все наводило на мысль о декорации, бутафорских фасадах, выстроенных для съемок очередного телесериала. Он, кстати, не встретил по пути ни единого жителя. В таком месте, само собой, никто ничего не видел и не слышал, так что опрос свидетелей был заранее обречен на неудачу.

Тем не менее он повернул назад, скорее от нечего делать. Если я встречу хоть одного человека, вдруг по-детски загадал он, мне удастся раскрыть преступление. На мгновение он поверил в удачу, завидев ресторанчик «У Люси» – его двери, выходившие на главную улицу, были открыты. Жаслен поспешил туда, но когда он собрался перейти улицу, чья-то рука (женская рука, может, самой Люси?) высунулась наружу и с силой захлопнула дверь. Он услышал, как запирают замок на два оборота. Будучи облеченным необходимой полицейской властью, он мог бы заставить ее открыть заведение и потребовать свидетельских показаний; но такие меры показались ему преждевременными. В любом случае кто-нибудь из группы Фербера этим займется. Фербер сам отлично умел снимать свидетельские показания: глядя на него, никто не мог заподозрить в нем полицейского, и даже увидев его удостоверение, свидетели тут же об этом забывали (он производил скорее впечатление психолога или ассистента кафедры этнологии) и все ему доверчиво выкладывали с прямо-таки обескураживающим рвением.

Сразу за «Люси» Жаслен свернул на улицу Мартина Хайдеггера, ведущую в еще не исследованную им часть деревни. Он шел, размышляя о произволе мэров, которые так обращаются с названиями улиц вверенного им населенного пункта. На углу тупика Лейбница он остановился перед уродской картиной, намалеванной яркими акриловыми красками на белом жестяном щите, – на ней был изображен человек с утиной головой и несоразмерным детородным членом; его грудь и ноги покрывала густая бурая шерсть. Информационный стенд сообщил ему, что он стоит перед «Музеретиком» – собранием произведений спонтанного искусства и живописных работ душевнобольных из психиатрической клиники Монтаржи. Его восхищение местной мэрией только возросло, когда, выйдя на площадь Парменида, он увидел новехонькую автостоянку – парковочная разметка была явно начерчена на земле не больше недели назад – с электронной системой оплаты, принимающей европейские и японские кредитные карты. Пока что там стояла всего одна машина, «мазерати-гран-турисмо» цвета морской волны; Жаслен на всякий случай записал номер. В рамках розыскных мероприятий, неустанно повторял он своим ученикам в Сен-Сир-о-Мон-д’Ор, очень важно все записывать, и для наглядности вынимал из кармана собственный блокнотик Rhodia стандартного формата 105 на 148 миллиметров. Нельзя пропустить ни дня следствия без строчки, настаивал он, даже если ваша запись покажется вам лишенной какого бы то ни было смысла. Дальнейшее дознание, во многом подтверждает эту бесполезность, но суть не в том, а суть в том, что надо занимать активную жизненную позицию, поддерживая минимальную мозговую деятельность, ибо совершенно бездеятельный полицейский быстро падает духом, в результате чего у него притупляется реакция на появление по-настоящему важных фактов.

Любопытно, что Жаслен, сам того не подозревая, почти слово в слово повторил рекомендации Уэльбека по поводу профессии писателя, в тот единственный раз, когда он согласился вести мастерскую creative writing* в университете Лувен-ла-Нев в апреле 2011 года.

* Писательского мастерства (англ.).

На юге деревня заканчивалась кольцевой развязкой имени Иммануила Канта – это чисто урбанистическое творение, весьма строгое в эстетическом плане, представляло собой просто круглую площадку, покрытую щебенкой безупречно серого цвета, ведущую в никуда и не предполагающую никакого выезда на автостраду, кроме того, поблизости не было видно ни единого строения. Чуть поодаль неторопливо текла река. Солнце вонзало жаркие лучи в окрестные луга. Лишь осины, росшие по берегам, отбрасывали спасительную тень. Пройдя вниз по течению метров двести, Жаслен наткнулся на неожиданное препятствие: широкая бетонная плита наклонно перегораживала русло так, что от реки отделялся узкий боковой рукав, точнее – тоненький ручеек, который несколькими метрами ниже образовывал продолговатый пруд.

Он опустился в густую траву на берегу. Ему, разумеется, было невдомек, что этот уголок вселенной, где он случайно присел, утомившись и страдая от болей в пояснице и затрудненного пищеварения, старость не радость, был именно тем местом, где ребенком играл Уэльбек, как правило, в гордом одиночестве. В его понимании Уэльбек был всего-навсего очередным делом, и, судя по всему, делом довольно муторным. Когда происходит убийство известных людей, общество с особым нетерпением ожидает раскрытия преступления и по прошествии нескольких дней принимается возводить поклеп на полицию и высмеивать ее неэффективность. Хуже этого только следствие по делу об убийстве ребенка или, не приведи Господь, убийстве младенца, младенцы – это вообще завал, считается, что убийцу младенца надо схватить немедленно, еще до того, как он свернет за угол, и тут уж в глазах общественности двое суток – абсолютно неприемлемый срок. Жаслен взглянул на часы: что-то он загулялся, ему на мгновение даже стало неловко, что он бросил Фербера одного. Пруд мутного, нездорового цвета был затянут ряской.