Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И искал, искал, искал...
Бесполезно. Незнакомка исчезла, словно фантом. Ее никто не узнал по фотографии в мобильном. Организаторы той презентации тоже не смогли помочь. Карина Эшли так больше и не вернулась, сбежала, как оказалось, с каким-то кошельком. Подруги Карины помочь тоже не смогли – девушку с фото они никогда не видели рядом с Кариной.
А потом позвонила Варя...
И в очередной раз заставила восхититься своей смелостью, упорством, самопожертвованием.
Правда, в очередной раз вляпавшись в смертельно опасную ситуацию, но сейчас все под контролем. Он лично заберет Варю из больницы и привезет сюда. Да, она пока ничего не знает об этом, но так даже лучше – не сбежит.
Упрямая ведь. И обижена на него, он чувствует это. Так что глупостей натворить может воз и маленькую тележку.
Ох, Варя-Варенька, что мне с тобой делать? Только сейчас я понял, как ты мне дорога, мне страшно за тебя, но... как за сестренку.
А люблю я...
Что?!!!
Да, Мартин, поздравляю! Ты действительно втрескался по уши, с первого взгляда, мгновенно забыв обо всех своих стратегических жизненных конструкциях. И тебе наплевать, были ли у незнакомки мужчины до тебя и сколько их было.
Она просто нужна тебе.
Но сейчас главное – Варя. Ее безопасность.
Телефон, с дисплея которого мерцающим взглядом смотрела незнакомка, внезапно громко заорал, едва не полетев от столь неспортивного поведения на пол.
Но Мартин сумел удержать скандалиста в руках и нажал кнопку ответа:
– Да, слушаю.
– Мартин Игоревич, – голос Анатолия Кипиани странно дрожал, заставив сердце судорожно сжаться, – беда!
– Что случилось?
– Варя пропала!
– Что?!!
– Ее нет в клинике!
– Как? Как это могло произойти?!!
Мартин не кричал, не топал ногами, не багровел от гнева, но лучше бы кричал, топал и багровел.
Потому что от его металлического, промерзшего насквозь голоса становилось реально страшно. Казалось – стоит открыть рот, и язык примерзнет к ярости шефа, как в детстве – к качелькам. И теплая водичка тут не поможет...
Собравшиеся в холле клиники секьюрити угрюмо молчали, боясь пошевелиться и привлечь внимание этого высокого, худощавого и в данный момент смертельно опасного человека. И если сотрудники его службы безопасности прекрасно знали, что представляет господин Пименов в гневе, то люди Климко и охранники клиники могли только догадываться.
Но догадываться им почему-то не хотелось, поскольку догадки в основном являли собой малоаппетитное зрелище.
Причем люди Климко ощущали максимальный дискомфорт – это ведь они дежурили у дверей палат, сменив утром секьюрити Пименова.
Но сотрудникам Мартина от этого легче не становилось, поскольку личного приказа от Пименова покинуть пост не поступало и прибытие людей Климко ничего не меняло – дежурство должно было быть продолжено ровно до тех пор, пока Мартин Игоревич не заберет Варю и не отдаст распоряжения насчет Моники.
Но утром в клинике оказалось больше охраны, чем пациентов, шеф больничной службы безопасности начал психовать, главврач – тоже, и секьюрити Пименова решили переместиться на улицу, усилив контроль за территорией клиники.
А в результате – у семи нянек дитя без глазу.
И смотреть в застывшие, ледяные глаза Пименова не хочется. Пусть бы Климко разбор полетов устроил, с ним как-то полегче общаться. Нормальный мужик – орет, пару раз по морде врезал тем двум придуркам, что возле палаты Ярцевой дежурили, обещает в землю зарыть на два метра – в общем, по-людски как-то. Привычно.
А потом в клинику прибыл этот страшный мужик с мертвым голосом и такими же глазами. От одного взгляда в которые вся шерсть на теле дыбом встает...
– Вы что, оглохли все? – «дзынькнула на пол еще одна льдинка». – Повторяю вопрос – как это могло произойти?! Как среди бела дня, при таком скоплении охранников, из клиники смогли похитить одну девушку и едва не убить вторую?! И мало этого, вы еще и упустили так называемую медсестру, пришедшую в реанимацию!!! Ну, мне ответит кто-нибудь?
– Это мои люди виноваты, – хрипло произнес Климко. – И они будут наказаны.
– Будут, – улыбнулся Мартин. – Если Варвара Ярцева не вернется живой и невредимой, я лично прослежу за наказанием.
Очень обаятельная улыбка получилась. Настолько обаятельная, что из штанов судорожно переступивших ногами бравых парней раздался «хрустальный перезвон круглых сосулек».
– А теперь по существу дела, – Пименов заложил руки за спину и повернулся к банкиру: – Игорь Дмитриевич, давайте вы, а то, чувствую, внятной речи от этого стада баранов я не дождусь.
– Н-ну хорошо, – Климко устало потер виски, – я попробую. Хотя после ночного перелета и всех этих событий голова просто раскалывается.
– Примите лекарство.
– Уже принял, спасибо. В общем, картина в целом вырисовывается такая. Утром мы с супругой навестили Варю, чтобы поблагодарить ее за спасение нашей дочери. А буквально через три минуты после нашего ухода к ней в палату зашла медсестра, чтобы сделать укол.
– И охрана у двери беспрепятственно пропустила ее?
– Увы, – удрученно вздохнул Климко. – Вынужден признать, что в моей службе безопасности работают не только профессионалы, но и откровенные разгильдяи.
– Нет, а чего такого? – отважился на оправдательный вяк здоровенный детина, на могучей шее которого голова казалась рудиментарным отростком. – Это ж больница, медсестра с уколом – обычное дело.
– Да что вы говорите, любезный! – процедил Мартин, приблизившись к детине вплотную. – А почему же ваши коллеги возле палаты Моники остановили медсестру со шприцем и решили уточнить у врача, назначал ли он инъекцию?
– Так это...
– Сысоев, заткнись! – прошипел Климко.
– Ах, вот как зовут героя дня! – На этот раз Мартин выдал полуулыбку, но и этого хватило, чтобы детина не просто побледнел, а посинел от полноты впечатлений. – Я запомню.
– Так я не один там был! – пискнул Сысоев. – Со мной еще Федченко дежурил!
– Игорь Дмитриевич! – Пименов повернулся к банкиру и покачал головой. – Восхищен сплоченностью вашего коллектива! Замечательный подбор кадров!
– Сдал, гнида! – процедил крепкий, коротко стриженный парень с цепким взглядом. – А я ведь в туалет отошел в момент прихода медсестры.
– Ничего не отошел, там ты был!
– Ну-ну.
– Закройте рот оба! – заорал банкир.
Заткнулись. Но взгляд, брошенный Федченко на детину, был переполнен отнюдь не братской любовью.