Оказалось, да, рассказала как раз накануне, в преддверии дуэли, так что общее представление о родовых корнях потенциального зятя судья уже имел. И в целом был полученной информацией удовлетворён.

К обеду об итогах дуэли знал весь городишко. Муравьёв-Афинский лично не приехал, но прислал прочувственное письмо, где в ярких выражениях описывал свою радость от исхода поединка и обещал в дальнейшем на пару с судьёй разобраться с зарвавшимся газетчиком. В ответном послании инспектор попросил городничего быть снисходительнее к «человеку, совершившему необдуманный поступок под влиянием алкогольных паров». К тому же в памяти вновь всплыли слова батюшки о том, что репортёр в дальнейшем может сослужить ему, Копытману, верную службу. Ну да ладно, милосердие всегда было в цене, и от него не убудет, если он снизойдёт до заступничества даже к такому негодяю, как этот Недопейвода. К тому же в глазах Лизоньки такое великодушие будет ему только на руку.

Мысли о грядущей свадьбе не покидали нашего героя и на следующее утро. Он лежал в постели, чувствуя себя вправе устроить полноценный выходной после вчерашней дуэли, а может, даже напиться, сводя к минимуму душевное потрясение от вчерашних событий.

Но тут нашлась возможность отвлечься в виде появления около полудня Мухиной в экипаже, управляемом суровым и неразговорчивым Осипом. Пётр Иванович вспомнил, что обещал составить Лизавете компанию в поездке к Свидригайлову.

– А я вот для внучки Якова Венедиктовича подарок приготовила, – похвалилась Лиза, доставая из обшитого синим бархатом ридикюля кружевной платок тончайшей выделки с вышитыми инициалами СС, при виде которых Копытман в первое мгновение непроизвольно вздрогнул, но затем понял, что буковки означают всего-навсего имя и фамилию крестящейся – Софья Свидригайлова.

– Изумительная вещь, – оценил Копытман. – Пожалуй, и мне не мешало бы преподнести девочке что-нибудь на память. Может, «Детскую Библию»? Я позавчера видел на рынке у торговца книгами. Только для этого придётся в центр вернуться.

– Ничего страшного, время у нас ещё есть.

Лизонька кинула взгляд на запястье, где на шёлковой ленте был закреплён уже знакомый брегет. Кстати, Пётр Иванович такую манеру ношения карманных часов приметил на давешнем балу у ещё пары красоток, видно, взявших пример с Мухиной. Подумал ещё, не ввести ли в обиход вместо неудобных лент кожаные ремешки с классической застёжкой. При этом сделать варианты для мужчин и женщин, во втором случае ремешки могли бы выглядеть более изящно. Правда, местным умельцам придётся научиться приделывать «рожки» для крепления ремешка к корпусу часов.

А что, может, самому наладить такой апгрейд? Есть возможность развернуться. Правда, прежде чем строить столь далекоидущие планы, Петру Ивановичу предстояло определиться с ближайшим будущим. То бишь с обещанной Лизавете свадьбой. Об этом Копытману думать не хотелось, он совершенно не представлял, как будет выпутываться из этой ситуации, не имея в этой эпохе ни родственников, ни чина с соответствующим доходом, ни тем более дома в Петербурге.

По пути Лиза поведала, что крестить Сонечку должны были утром в присутствии только самых близких родственников, крёстным выступает сам Свидригайлов. Гости же приглашены на торжественные посиделки. Пётр Иванович про себя подумал, что начал уже, кажется, немного уставать от разного рода посиделок – от званых обедов до благотворительных балов. Правда, для более-менее состоятельных аборигенов XIX века это был едва ли не единственный способ развлечься в череде монотонных будней, поэтому неудивительно, что они так любили ходить по гостям да по балам.

Тем временем подъехали к рынку. Инспектор попросил девушку подождать его в экипаже, сам же нашёл давешнего торговца книгами, увидел, к своему облегчению, что тот ещё не продал «Детскую Библию», выложил за неё восемь рублей и спустя десять минут вновь занял место рядом с невестой.

Дорога до Хлопотовки, расположенной в тридцати пяти верстах от N-ска, заняла чуть более часа. Деревушка на полсотни дворов раскинулась в виде серпа вдоль излучины местной речушки под забавным названием Чурынь. Двухэтажный дом Свидригайлова красного кирпича с башенкой посередине возвышался чуть в стороне от реки и деревеньки, на невысоком холме.

Позади усадьбы простирался скромный, но уютный парк в английском стиле. Выложенные камнем аллеи украшали десять псевдоантичных статуй, выполненных, правда, не из мрамора, а из мраморовидного известняка, но Свидригайлов об этой тонкости предпочитал не распространяться. Скульптуры представляли собой неплохие копии композиций из садов Шенбрунн. Здесь можно было лицезреть Артемисию II из Карии, Каллиопу, Цереру и Диониса, Брута и Лукрецию, Ангерону и так далее по списку. В парке существовал и летний театр. Когда в имение наезжали гости (а гостей тут привечали), то вечерами при свете факелов и масляных светильников специально отобранные крепостные, к которым, бывало, присоединялся и сам барин, давали представления.

Парк спускался к небольшому Михайловскому пруду с ряской у берега и живописными кувшинками в центре, над которым разносились нескончаемые лягушачьи серенады. Свидригайлов, случалось, любил покатать на лодочке супругу, а в прежние годы и маленького сына, сам сидя на вёслах. А то и порыбачить на заре с мужиками, закинув удочку в прозрачную, насыщаемую подземными источниками воду пруда. Якову Венедиктовичу доставлял удовольствие сам процесс, во время которого он мог предаться философским размышлениям или сочинительству.

Ещё Свидригайлов решил на старости лет освоить скрипичное мастерство, для чего был приглашён итальянец по имени Джованни, который вот уже скоро как год жил при усадьбе, обучал барина игре на скрипке и всяк свободное время проводил в компании очень уж нравившихся ему местных девок.

Как по пути поведала попутчику Лиза, во владении Свидригайлова помимо Хлопотовки с населением в почти двести душ имелись ещё три деревеньки поменьше, в которых в общей сложности проживало около пятисот крепостных. Барином Яков Венедиктович считался добрым, хотя, случалось, приказывал всыпать розог за малую провинность. Но разве что для острастки, насмерть при нём никого не забивали. К тому же, продолжая дело родителя, поставившего школу для крестьянских детей, Яков Венедиктович организовал и больницу, где выписанный из Симбирска доктор, предвестник послекрепостнической земской медицины, обихаживал страждущих. Причём жалованье ему платил наниматель, и неплохое по нынешним временам, но эскулап не отказывался и от подношений, кои большей частью составляли натуральные деревенские продукты.

Свидригайлов, будучи в каком-то смысле натурой возвышенной, в то же время помнил наставления отца своего Венедикта Ферапонтовича и потому вёл хозяйство на зависть многим соседям. Он являлся владельцем трёх мельниц, небольшой винокурни и столь же небольшой табачной фабрики. А так как сам любил ублажить себя добрым вином и крепким табаком, то качество производимой продукции всегда было на высоте.

Экипаж, вспугнув стайку возмущённо закудахтавших кур и заставив навострить уши дремавшую в редкой тени ясеня псину, остановился посередине двора. Взору Петра Ивановича предстала барская усадьба во всей красе, а также окружавшие её различные постройки. Некоторые были хозяйственного назначения, в других жила прислуга. Недалеко от барского дома имелся гостевой флигелёк, конюшня, поодаль – оранжерея.