Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еда оказалась холодной, ложка стучала о красную глину, как шаги. Игнус перестал есть, задумался о прошлой ночи, о своей просьбе, оставшейся без ответа. Стук продолжался. Это не ложка! Это чёрный ворон сидел за окном и тарабанил крепким клювом по раме. Узник отбросил недоеденный обед, подбежал к окну. Ворон смотрел внимательно и серьёзно, не мигая и не отводя взгляд. Игнус знал, что окно не отворялось, и знал, почему: чтобы Вороны не прилетели за своим и не забрали главный приз долгих трудов маэстро – чудо-отрока с даром прорицателя. Но сегодня ему требовался дождь и собеседник, учитель в этом качестве уже наскучил. Он подобрал с полу тарелку и легонько ударил по стеклу. Напротив чёрного крыла поползла трещина, ещё один удар, и острый, смертельный кусок стекла оказался в руке, в комнате, а в окно залетел запах туч и спрятанного за ними солнца. Ворон что-то держал в клюве. Провидец протянул руку, в ладонь упал ключ. Зачем? Взгляд немного задержался на нём, потом оторвался и пополз ниже, к ноге, к закованной в цепь лодыжке. Широкий чёрный рукав на миг закрыл железный обруч, прошелестел крылом над цепью, и вот уже узник не чувствует её извечной тяжести. Нога обомлела и возликовала, а следом и всё его худенькое неизбалованное тело.
«Если учитель узнает, то убьёт», – пронеслось в голове, но запах мокрой листвы и прибитой пыли оказался слишком силён и могучим дыханием вытеснил полезные мысли. Рука сама собой вытащила остатки стекла из окошка. Ворон улетел на ветку и мок под дождём, чего-то ожидая. Игнус выбрался на крышу, подставил голову дождю – впервые в жизни. Капли пахли волшебством и непредсказуемостью. Казалось, нет другого пути, как развернуть рукава-крылья, взмахнуть ими и спланировать на мокрый пустой двор.
Худенькое, никогда не евшее досыта тело приземлилось, как птенчик, выпавший из гнезда. Больно, но ничего не сломано. Он встал на ноги, непривычно покачиваясь от лёгкости, не скреплённой цепью, и побежал. Деревня стелилась по оба крыла, в окнах светились камины и удивлённые лица, а он всё бежал, и бежал, и мечтал, и нюхал, и поражался многообразию. Окончательно выбившись из сил, Игнус упал на колени на берегу маленького озерца, что блестело за деревней. Ливень прекратился, ветер утих, водная гладь лежала первозданной простынёй в опочивальне древнего леса.
– Карр, – послышалось сзади.
Игнус обернулся. На ветке пышного дуба сидел мокрый ворон и смотрел не мигая. Беглец перевёл взгляд снова на озеро, посмотрел вниз, где легонько колыхалось его отражение. Из воды ему испуганно подмигнули разные глаза – один зелёный, а второй коричневый.
Зеркала зеркал
Александр Лепёхин
Лошадь выглядела ухоженной, дорогой.
Упряжь на лошади тоже сообщала о благосостоянии владельца – но не надсадным покриком зазывалы, приманивающего толпу на ярмарке, а уверенным, спокойным тоном бывалого солдата, которого наниматель спросил о цене. Возможно, в такой беседе всплыло бы даже, что удивительно встретить подобную роскошь в этих краях… Но это стало бы лукавством.
Трактир вырос у шумного перекрёстка, словно боровик после дождя, и в роли живительной влаги, конечно же, выступали деньги постояльцев. Совсем юный конюх, заводивший ценную кобылу в стойло, как раз подгадал момент и поймал кинутую владельцем лошади монетку. Кинуто, к слову, было метко: прямо в руки. Несмотря на худощавость и некоторую даже изящность фигуры, в препоясанном парой кинжалов путнике определённо угадывался боец.
Мальчишка-конюх, с рождения знавший лишь мётлы, щётки да лопаты, вздохнул украдкой: других, вон, с детства небось учат метать всё, что метается, и резать всем, что режет. Вот оно, отражение мечты настоящего мужчины! Он сунул монетку за пояс и повёл лошадь дальше к яслям. Будущий постоялец проводил конюха краем глаза и улыбнулся, словно угадал его мысли. Потом развернулся, почти незаметно посмотрел по сторонам и только после этого потянул тяжёлую дверь за ручку.
В зале оказалось довольно людно, но большинство либо сидели за столами и увлечённо сражались со снедью, либо шли по своим делам – в комнаты или из комнат. Сам трактирщик, темноволосый и улыбчивый, что выдавало в нём южную кровь, деловито командовал парой служанок, опираясь локтем на стойку. На гостя он взглянул мельком и продолжил свои дела, разумно рассудив, что мимо тот всё равно не пройдёт.
И не ошибся. Молодой парень с кинжалами неспешно прошествовал меж трапезничающих, аккуратно обогнул спешащую с блюдом в руках подавальщицу и тоже облокотился на столешницу – прямо напротив хозяина. На дерево легла узкая ладонь, из-под пальцев мягко блеснуло серебро.
– Комнату бы мне, добрый человек. На день-другой: дорога выдалась долгая, отдохнуть не помешает.
Голос звучал приятно: низкий, с какой-то даже хрипотцой. Слышались в нём, правда, не вполне родные нотки. Словно говорить именно так, именно в этом регистре обладатель голоса учился долго, прилежно, небесталанно – но именно учился.
– Можно и комнату, можно и на день-два! – Трактирщик подмигнул и крикнул в сторону: – Луиза! Подготовь пятую! La quinta stanza. Presto, presto! – потом вернулся к постояльцу и повёл рукой, будто извиняясь. – Родню из Милана перевёз, но на хохдойче они ещё слабо.
– А что, в Милане худо с работой? – между делом поинтересовался гость, пока хозяин что-то экспрессивно объяснял подбежавшей служанке на родном языке. Тот щёлкнул пальцами и поморщился, когда девушка скрылась за дверью.
– Ай, майстер, да и не сказать, чтобы… Ничего не имею против миланского герцога, да живёт он богато и счастливо… Но всё же здесь, в Германии, больше возможностей для предприимчивого человека. Больше шансов, которые можно ухватить.
– Спорить не стану, – ухмыльнулся парень и пошевелил монетой, всё ещё накрытой ладонью. – Король германский заботится о подданных – в том числе и о деловом климате в своих землях. Ведь, как известно, король делает державу, а короля – приближённые.
Эта простая и логичная, в общем, фраза чуть не сшибла улыбку с лица трактирщика. Но только лишь чуть: дёрнулись вниз уголки губ, стал глубже взгляд тёмных глаз, оливковая кожа посветлела на мгновение. Хозяин потёр указательным пальцем висок и выпятил нижнюю губу:
– Выходит, державу делают приближённые?
Гость кивнул и едва заметно повёл подбородком, словно указывая на всё ещё лежащую поверх столешницы руку. Ладонь приподнялась, и на пару мгновений поверх серебра мелькнула сталь: овальная бляха, тонкая гравировка, буквы
