– Не рапан, а рапанов, – поправила Лиза, глядя в чернеющее дымное небо.

– Не рапанов, а рапан, – мягко сказал парень.

– Еще я хотела прыгнуть с парапланом с Ай-Петри, – договорила Лиза фразу, которую начала в уме. – Но побоялась, а теперь уже поздно. Ну, хоть искупалась.

Она перекатилась со спины на живот и положила голову на руки.

– Искупалась?

– Ну, то есть ты посмотри на доски, видишь, мокрые еще, это у меня шорты мокрые от моря, и еще потому что они полны Мокрых Денег. Это альбом.

– Да, мы хотели записать такой альбом: Мокрые Деньги, – кивнул парень. – Хотя кто угодно с кем угодно хотел записать такой альбом. – Том Уэйтс, кажется, записал уже.

– Там были просто кровавые, – буднично ответила Лиза.

– Да, кровавые, – так же буднично ответил парень.

Где-то далеко-далеко и тихо-тихо играл духовой оркестр, в море покачивались зеленые огоньки. Лиза сказала, что ей уже пора, но парень предложил ей сходить в чайную, которую он видел тут по дороге, пока шел к морю. Они зашли в чайную, долго играли там в пробковые шахматы, напились какого-то чудовищного улуна со вкусом сгущенки Глубокского завода, потом попросили провести им чайную церемонию, но все прошло немного сумбурно, потому что Лиза облизала венчик, а еще китаец говорил с другим китайцем по-татарски, и полцеремонии пришлось переглядываться и хохотать.

– Да я уже наверное поеду, – пробормотала Лиза, когда они вышли из чайной, потом из бара, потом из турецкого ресторана, потом у нее снова мокрые шорты, не трожь, хотя ладно, ну и пошли еще раз купаться, нет, я не могу, сейчас уже поздно.

– Глупости какие, чего поздно, – смутился парень. – Час ночи только, и ты с кем тут? Тогда мама, а теперь кто, с кем?

– Мне такси, – сказала Лиза. – С кожаными сиденьями, деньги не сохнут. Это альтернативное название альбома.

Парень поймал какое-то сомнительное такси, долго говорил с таксистом, потом подошел к Лизе и о чем-то долго говорил с ней, но Лиза в этот момент как бы стояла около таксиста и пристально-пристально смотрела ему в глаза. Очнулась она только тогда, когда парень, глядя на нее опять же как на привидение (наверное, я все-таки русалка, встрепенулась мысленно Лиза), достал из рюкзака блокнот типа молескин, шариковую ручку, трясущимися руками вырвал листочек в клетку и записал на нем два телефона. Потом подумал и записал третий.

– Третий – это домашний. Но это уже если совсем все плохо будет, я же не дома сейчас. Только ты обязательно завтра позвони, пожалуйста, потому что это слишком важно, чтобы объяснять.

Вырвал бумажку, дописал адрес.

– Хотя адрес прежний, просто все другое. Хотя адрес не надо, зачеркни. И не бери в рот бумажку! Это очень важно.

Лиза кивнула, рассеянно складывая бумажку вчетверо, ввосьмеро. Ей хотелось спать, глаза были тяжелыми, как перезрелые осенние яблоки.

Прятать бумажку в карман ей не хотелось, ведь все бы просто размокло, а запомнить ни цифр, ни адреса она уже была не в силах. Пришлось спрятать в ракушке-рапане, которую Лиза все это время крепко сжимала в руке, как ключ и как, допустим, мобильный телефон.

– У тебя даже мобильного телефона нет, как будто ты сразу оттуда попала сюда, – отметил парень. – Поэтому я все же предполагаю, что ты тогда все-таки утонула. Мне просто очень хотелось, чтобы тебя откачали. Хотя чего мне тогда только не хотелось. Так многого, что уже и не мне.

– Ну все, пока, – смущенно сказала Лиза, помахивая ракушкой. – Все хорошо же. Подумаешь, качали-качали, откачали, подавилась слюной, в рот бумажку не клади, сю-сю-сю. Да ты не беспокойся. И не там еще бывала, и не туда еще ездила.

Парень хотел обнять Лизу, но она выскользнула из его рук, как бумажная змейка, и он тут же, как показалось Лизе, вспомнил, как они пускали бумажных змеев, или не они? Или не змеев? Или это Лиза вспомнила? Конечно, кому же еще тут вспоминать, кто же тут у нас королева воспоминаний.

Лиза виновато улыбнулась, запрыгнула в такси и уехала, сжимая в руке рапану. Таксист всю дорогу слушал «Песню-95», такая аудиокассета, других аудиокассет не было, потому что такое время, что вообще аудиокассет в принципе нет.

В Симферополе она отдала таксисту все теперь уже сухие деньги, вышла на пустынной стоянке около вокзала и побрела к Макдональдсу, шатаясь от усталости. Марк сидел, уронив голову на руки, со всеми их пожитками, сумками и чемоданом на колесиках, на скамейке около входа, через два ряда от него спали бездомные люди с котами на груди, видимо, чтобы согреться, хотя тепло же, еще лето. Впрочем, котов лучше приучать к таким делам заранее.

Лиза потрогала Марка за плечо: спит?

Марк проснулся, поднял голову.

– Ты в порядке? – спросил он. Лиза кивнула и села рядом.

– Где ты была?

Лиза немного подумала и ответила:

– Я не помню.

– Случилось что-то страшное?

– Я не помню.

– С тобой что-то случилось, да? Нет, я знаю, то есть стоп. – Марк потряс головой. – Давай говори. В любом случае, что бы это ни было, я… То есть нет. Что они делали? С тобой сделали что-то? Главное, ты просто помни, что я на твоей стороне, поэтому говори все как есть, не надо бояться.

Лиза пожала плечами и снова ответила, но уже с другой интонацией, немного вопросительной:

– Я не помню?

– Вообще ничего? – нехорошим голосом спросил Марк.

– Ничего не помню, – покачала головой Лиза.

– Какой день недели сейчас?

– Четверг? – радостно спросила Лиза. Судя по ее голосу, с ней ничего ужасного не произошло и никогда не произошло бы.

Марк снова положил голову на руки и деловито спросил:

– Мы уедем отсюда вообще?

– Три часа ночи, – успокоила его Лиза. – Не нервничай. В семь утра пойдем в кассы, купим билеты на утренний поезд. Главное, что все живы.

Марк взвалил на плечи рюкзак, Лиза забрала у него сумочку с телефоном, на котором она потом увидела 20 неотвеченных вызовов, от Марка в основном, схватилась за чемодан, и они потащились в какой-то парк у вокзала тусоваться до утра: куцые ночные деревья, шумная мелкая горная речка с камушками.

Марк всю дорогу молчал. Лиза тоже.

– Разве так можно – ничего не помнить? – спросил он, когда они стояли на мостике и смотрели на рассветные переливы речки.

– Абсолютно запрещено, – согласилась Лиза и вдруг заметила, что до сих пор сжимает в руке раковину-рапану. Размахнувшись, она швырнула ее в речку.

– Это потому что мне очень нужно сюда вернуться, – объяснила она. – Иначе не вернусь уже никогда.

Марк взял из другой ее руки рукоятку чемодана и c выражением мученичества на лице потащил его по гулко грохочущему асфальту. В мусорном ящике празднично, как в торте, сидели голуби. Громко выла какая-то утренняя птица. Пел тоненькую электрическую песню троллейбус. Город просыпался.