Было послеобеденное время, обычно самое тихое в доме, — именно поэтому Сторм ненавидела его больше всего. Августа дремала в своей комнате, слуги были заняты чем-то не требующим особых затрат энергии, Саймон работал в поле. Сторм сидела в библиотеке — почему-то это место в доме она полюбила больше всего. Ей доставляло удовольствие смотреть на оружие, выставленное в витринах, хотя оно и было для нее недоступно. К тому же ей нравилось представлять, как вышел бы из себя Саймон, обнаружив ее здесь. А еще, находясь в любимой комнате Саймона, она каким-то образом чувствовала себя ближе к нему — врага нужно изучить как следует.

Сторм откусила кусок розового кремового пирожного, но оно показалось ей совсем невкусным — должно быть, от невеселых мыслей. Она снова думала о Саймоне. Что он за человек и за что так поступил с ней, что она ему сделала? Сторм не могла найти ответа. Он спас ее от казни, привез в свой дом, но теперь смотрит на нее, словно она неодушевленный предмет или просто пустое место. Обстановка здесь еще хуже, чем в тюрьме, — сторожа на каждом шагу. Чего он хочет от нее, в конце концов?

Сторм вспомнила, как взяла его в плен. С каким мужеством он сражался против ее людей! А как гордо, независимо держался перед ней в ее каюте! Любой англичанин на его месте непременно наложил бы в штаны от страха. Кто мог подумать, что изнеженный аристократ окажется таким смелым, умным, находчивым!

Как горели тогда его глаза, как решительно были сжаты кулаки! А какие нежные слова он говорил ей, как изысканно-галантен был, как остроумен! Он смотрел на нее, улыбался ей — никто никогда не смотрел на нее так, как он в тут ночь на ее корабле… Если бы он еще хоть раз посмотрел на нее, как тогда…

Но Саймон вообще никак не смотрел на Сторм, старательно избегая ее. За все время с того инцидента за завтраком они, кажется, не перекинулись и десятком слов. Он даже не предоставлял ей возможности лишний раз вывести его из себя, ибо почти весь день его не было дома. Раньше он хотя бы иногда за завтраком ворчал на нее по поводу плохих манер, теперь же перестал делать и это. Чего же ему все-таки от нее надо, черт побери!

Две недели Сторм напряженно думала, но не о том, чего от нее хотел Саймон, — это она считала делом второстепенным. Она должна как можно скорее убраться отсюда — вот отчего зависело ее будущее, ее жизнь. Но просто так бежать сломя голову, лишь бы куда, было опасно. Хороший солдат должен уметь ждать, и Сторм не забывала об этом.

Быть застреленной кем-нибудь из слуг Саймона или съеденной дикими зверями — невеселая перспектива. Она могла рассчитывать лишь на одну попытку побега, и, если не была уверена, что эта попытка будет удачной, то не стоило и рисковать.

Успев более или менее успокоиться и вновь обретя возможность рассуждать трезво, Сторм решила: одного побега недостаточно. Она должна отомстить!

План мести был прост. Вооруженная знаменитым письмом и всеобщей ненавистью к губернатору Спотсвуду, она явится к Идену. Вместе они поднимут армию против Виргинии, окружат ее берега мощным флотом… Виргинцы слишком долго задирали головы, пора покончить с ними раз и навсегда. И это сделает не кто иной, как Сторм О’Малли при поддержке губернатора Идена. Ее честь будет восстановлена, она снова станет королевой морей…

Но для того чтобы все это осуществилось, надо сначала пробраться к Идену. Придет когда-нибудь ночь, и луна не будет светить, а охранники Саймона устанут нести вахту и расслабятся. Сам он будет крепко спать в своей кровати, и по реке будет проплывать какой-нибудь корабль… А пока ей остается только ждать.

День за днем Сторм тщательно изучала дом, имение, нравы и привычки его обитателей до мельчайших подробностей. Она уже более или менее втянулась в жизнь дома, и охранники, казалось, перестали ожидать от нее каких-либо сюрпризов. Теперь она уже чаще видела их и изучила все их привычки. Об Августе и говорить нечего — они стали самыми закадычными подругами, и эта дружба помогала Сторм переносить скуку.

Она не пропускала ни одного судна, проходившего мимо, — будь то большой парусник, баржа или легкое каноэ, — не пропускала ни одного разговора слуг о том, какие суда остановятся в Сайпресс-Бей и долго ли они здесь пробудут. Снова и снова она обдумывала свой план, вносила в него необходимые поправки. Сторм знала, что она должна быть терпелива, но ждать с каждым днем становилось все труднее. Она уже начала бояться, что от бездействия может совершить какую-нибудь непростительную глупость…

Девушка уткнулась лицом в бархатную подушку, но бархат щекотал ей нос. Она попробовала устроиться поудобнее, подоткнуть подушку, но ничего не помогало.

Сторм вдруг овладела такая ярость, что она стала искать какой-нибудь предмет, на котором могла бы выместить свою злобу. Таковым оказался увесистый фолиант в кожаном переплете, лежавший открытым на столике, и Сторм запустила им через всю комнату. Книга угодила прямо в стоявшую в углу вазу, которая с оглушительным звоном разлетелась на куски.

Дверь вдруг распахнулась. На пороге стоял Саймон.

Очевидно, он только недавно вернулся с поля и еще не успел надеть роскошные жилет и кафтан, которые обычно носил дома. Волосы его были растрепаны, а распахнутая белая рубашка обнажала ключицы и грудь. Грубые штаны плотно обтягивали мускулистые ноги.

Саймон застыл в дверях, обводя взглядом комнату. Когда он заметил разбитую вазу, глаза его гневно сверкнули, а губы сжались в тонкую линию. Он перевел дыхание, очевидно, пытаясь совладать с собой.

— Ну и что это значит? — Тон его не обещал ничего хорошего.

Сторм и сама не знала, что было тому причиной — то ли ей хотелось хоть как-то нарушить эту однообразную рутину, вывести Саймона из себя, чего уже давно не случалось, или просто на нее подействовала удушающая жара, — но в ее груди шевельнулось чувство триумфа, победы или чего-то еще в этом роде. Схватив со стола банку с сургучом, она с силой швырнула ее в противоположную стену.

Саймон не двинулся, и, похоже, новая выходка Сторм даже не особо разозлила его. Зато сама Сторм от такого неожиданного спокойствия Саймона рассердилась не на шутку. Она схватила со стола чернильницу и замахнулась, готовясь запустить ею в Саймона. Нельзя было не признать, что в этот момент она представляла собой довольно-таки живописное зрелище: глаза ее возбужденно сверкали, лицо, покрытое бронзовым загаром, раскраснелось, волосы, перевязанные на затылке лентой, мотались за спиной, что в сочетании с ярким платьем придавало ей какой-то детски-невинный вид. Грудь ее была почти обнажена, платье откровенно обрисовывало ее стройные, изящные нот. Художник, несомненно, залюбовался бы этой красочно-живописной, гордой и импульсивной дикаркой.

Чернильница, пролетев мимо Саймона, разбилась о косяк двери. По счастью, она оказалась пустой. Но Сторм не унималась. Она схватила с полки книгу и грохнула ее об пол.

— Ну-ну, давай, что ты еще отмочишь? — все так же спокойно произнес Саймон. — Ладно, не трудись, я тебе помогу.

К удивлению Сторм, он вдруг подошел к витрине с оружием, вынул из кармана ключ, открыл ее и достал оттуда две шпаги. Бросив одну из них Сторм, он взял другую за рукоятку.