Дорогая Хильда! Не знаю, читаешь ли ты эти строки в день рождения, или он уже прошел. Отчасти я надеюсь, что он продолжается или что по крайней мере с тех пор миновало не больше нескольких дней. Если у Софии проходит неделя-другая, это вовсе не значит, что столько же времени должно пройти у нас. Я вернусь к Иванову дню. И тогда мы с тобой, Хильда, всласть насидимся в саду, глядя с качелей на море. Нам нужно многое обсудить. С приветом — папа, которому иногда делается грустно при мысли о продолжающейся тысячелетия борьбе между иудеями, христианами и мусульманами. Я вынужден постоянно напоминать себе, что все три религии ведут свое происхождение от Авраама. В таком случае их приверженцы, вероятно, молятся одному и тому же Богу? Там, где я нахожусь сейчас, Каин и Авель еще продолжают убивать друг друга.

P. S. Пожалуйста, передай от меня привет Софии. Бедняжка, она до сих пор не понимает, что к чему. Но может быть, это уже поняла ты?

София в изнеможении склонилась над столом. Она действительно не понимала, что к чему. А Хильда, значит, понимает…

Если Хильдин отец просит ее передать привет Софии, значит, Хильде о Софии известно больше, чем Софии о Хильде. Все казалось таким запутанным, что София предпочла вернуться к приготовлению ухи.

Открытка, которая прилетает и бьется в стекло. Доставка почты «самолетом»… в самом буквальном смысле…

Только София поставила кастрюлю обратно на конфорку, как зазвонил телефон.

Вдруг это папа?! Если он уже вернулся, она бы хотела рассказать ему, что происходит с ней в последние недели. Но это наверняка Йорунн или мама… София помчалась к телефону.

— София Амуннсен, — сказала она в трубку.

— Это я, — донеслось с другого конца провода. София была убеждена в трех вещах. Во-первых, это не папа. Во-вторых, голос все же мужской. И в-третьих, она совершенно точно слышала такой голос раньше.

— Кто это? — переспросила она.

— Альберто.

— Ой…

София не знала, что сказать. Голос действительно был знакомый: она помнила его по видеофильму об Афинах.

— У тебя все в порядке?

— Да…

— Имей в виду, писем больше не будет.

— Но я не посылала тебе лягушек.

— Теперь, София, мы будем встречаться. Дело в том, что время начинает поджимать.

— Почему?

— Нас окружает отец Хильды.

— Как он может окружать нас?

— Со всех сторон, София. Нам надо объединить усилия.

— Каким образом?…

— Пока я не расскажу о средневековье, ты мало чем сумеешь помочь. Еще нам нужно пройти эпоху Возрождения и семнадцатый век. Немаловажную роль играет и Беркли…

— Тот, чей портрет висел в Майорстуа?

— Да. Вероятно, основное сражение будет как раз по поводу его философии.

— Ты говоришь так, словно речь идет о войне.

— Я бы скорее назвал это столкновением характеров. Нам нужно обратить на себя внимание Хильды и переманить девочку на свою сторону, прежде чем ее отец вернется в Лиллесанн.

— Ничего не понимаю.

— Возможно, тебе раскроют глаза философы. Приходи завтра, в четыре часа утра, в Мариинскую церковь. Только одна, дитя мое.

— Я должна идти к тебе на свидание посреди ночи? …щелк!

— Алло!

Этот нахал повесил трубку! София кинулась обратно к плите. И очень вовремя: уха как раз собиралась убежать. Бросив в кастрюльку морковь и фрикадельки, София убавила огонь.

Мариинская церковь? Старинный каменный храм, построенный еще в средние века. София считала, что он служил только для торжественных богослужений и концертов. Летом церковь иногда отпирали туристам. Но не могла же она быть открытой среди ночи?

Когда вернулась с работы мама, София уже спрятала открытку из Ливана в шкаф, к другим вещам, связанным с Альберто и Хильдой. После обеда она пошла к Йорунн.

— У меня к тебе секретный разговор, — сказала она подруге, стоило той распахнуть дверь.

Продолжение последовало, когда они закрылись в комнате Йорунн.

— Даже не знаю, с чего начать, — призналась София.

— Ладно, не тяни…

— Мне придется сказать маме, что я сегодня ночую у тебя.

— Замечательно.

— Но это неправда. На самом деле я буду совсем в другом месте.

— Это уже хуже. Тут замешан мальчик?

— Нет, тут замешана Хильда.

Йорунн присвистнула. София заглянула ей в глаза.

— Я приду вечером, — сказала она. — А около трех потихоньку уйду. Тебе надо будет до моего возвращения прикрывать меня.

— Куда, София? И зачем?!

— Сорри. Мне так приказано, и всё.

Ночевка у подруги не вызвала возражений. Скорее даже наоборот: иногда Софии казалось, что мама радуется возможности побыть дома наедине сама с собой.

— Ты ведь придешь к обеду? — было единственное, о чем она напомнила дочери перед уходом.

— Если нет, ты знаешь, где меня искать.

Почему София так сказала? Ведь найти ее скорее всего будет нелегко.

Ночевка в гостях по обыкновению началась с разговоров по душам, затянувшихся далеко за полночь. Когда подруги наконец угомонились (около часа ночи), София — в отличие от других случаев — поставила будильник на пятнадцать минут четвертого.

Два часа спустя Йорунн только успела проснуться от его звонка, как София уже заткнула будильник.

— Будь осторожна, — сказала на прощание Йорунн. И София тронулась в путь. До Мариинской церкви было несколько километров, но, проспав всего два часа, София чувствовала себя вполне бодро. Над горами в восточной стороне неба уже виднелась красная полоска занимавшейся зари.

Ко входу в старую церковь София подошла ровно в четыре. Потрогала тяжелую дверь. Она оказалась не заперта!

Внутри было тихо и пусто, а сама церковь и впрямь производила впечатление древней. Сочившийся сквозь витражи голубоватый свет делал заметными тысячи висевших в воздухе крохотных пылинок. Пыль, видимо, скапливалась на толстых балках, которые перекрещивались вверху храма. София села на скамью посредине нефа[24]и принялась рассматривать алтарь и покрытое блеклыми красками распятие.

Она просидела так несколько минут, когда в храме вдруг зазвучал орган. София не решалась обернуться в его сторону. Похоже было, что играют старинный псалом, тоже относящийся к средневековью.

Чуть погодя мелодия стихла. Зато София услышала приближающиеся сзади шаги. Обернуться хотя бы сейчас? Нет, она предпочла не сводить взгляда с распятого на кресте Иисуса.