За первой колонной из-за домов появилась вторая, в которой тоже англы смешались с ирландцами. Распознать же их возможно разве что по цвету волос, а ростом, решил для себя скальд Тюра, ни один не дотягивает на настоящего воина. На языке ратников Фюрката назвать приятеля здоровяком было немалым комплиментом, и Бранр мог бы придумать полтора десятка эпитетов для человека невысокого роста, и все это были оскорбления.

Не веря своим глазам, Бранр ошеломленно уставился на этих людей. У него даже мелькнула мысль, а стоит ли доверять рабам оружие, даже если конунг пообещал им свободу.

Неожиданно из второй колонны раздался ужасающий, режущий уши вой, будто визжала сотня одновременно закалываемых поросят.

— Это еще что такое? — вздрогнул от неожиданности Вес.

С трудом оторвав взгляд от конунговых недомерков, Бранр увидел, как прячет в ладонь усмешку незаметно подошедший к ним Грим. Бранр не мог бы сказать, как давно сын Эгиля стоит за их спинами.

Мимо них, раздувая щеки, проходил отряд волынщиков.

— Это еще что такое? — недоуменно повторил Вестмунд, ни к кому, в сущности, не обращаясь.

— Видишь ли, конунг, — впервые за все время подал голос Грим, — я решил, что твои новые дружинники скучают. А Глен из Эрины проговорился, что в их стране существует престранный инструмент.

Бранр перевел взгляд с Грима на Гвикку, который изумленно смотрел на сына Эгиля. Похоже, ирландец впервые увидел в нем равного себе, а не просто сумасшедшего берсерка, которых, как было известно скальду Тюра, как никого другого боялись и ненавидели в его зеленой Эрине.

— По счастью, оказалось, что Глен даже может изготовить его прямо здесь, на месте. Я предложил им поиграть, чтобы разогнать скуку.

Вес уставился на скальда в безмолвной ярости, потом перевел взгляд на массивную фигуру воина моря — беглого раба, обзаведшегося собственной дружиной и кораблями! — который, судя по прозвищу, родом был из той же страны, и сдержал готовый вырваться у него гневный ответ. Прислушавшись, конунг вновь недоуменно перевел взгляд на свои новые отряды.

— Да ведь все они играют один и тот же мотив!

Мелодия и впрямь была единой, и не только мелодия. Казалось, сами собой из самих этих несносных воя и гудения складывались какие-то невнятные стихи:

Весть на мунд-вест

Весь змею. вред!

Он все силился найти смысл в тех словах, какие ему удалось разобрать, и не мог:

Весть на мунд-вест

Весь змею в-ред.

Дичь какая-то… Или нет? Не чудится ли ему собственное испоганенное, перевернутое имя в этом «мунд-вест»? А «змей» и «вред»?

Ред — Редрик — Змей!

И главное — кто еще способен увидеть в дурацкой забаве рабов этот скрытый, страшный смысл?

Он вдруг сообразил, что рука у него начинает неметь от боли, каменные бороды, носы вдавливались, впивались в сжимающие жезл пальцы.

Случайность или предательство?

— А это, что, тоже твоя выдумка, Грим, скальд Локи? — заставил себя улыбнуться конунг Вестмунд.

— Нет, — с самым невинным видом ответил Грим. — Мотив придумали они сами.

А может, лишь он один слышал те дурные, страшные слова? Вес всем своим существом уцепился за эту призрачную надежду.

— Глен сказал, это… — ненавистный скальд прокаркал что-то совершенно невообразимое. — Если я верно это произношу, — и, рассмеявшись, повернулся к Гвикке.

— Хуже некуда, — хмыкнул в бороду ирландец, но вышло это как-то заговорщицки.

— А значит это «Все змеи ушли из Эмайн», — как ни в чем не бывало продолжал Грим.

Бранр, услышав это, отвернулся, чтобы скрыть разбиравший его смех: если не к самой мелодии, то уж к ее названию точно приложил руку сын Эгиля.

Просторная горница была залита светом из точно ориентированных по сторонам света широких окон, с воткнутых по углам ее копий свисали гроздья тисовых ягод. Яркий светлячок, будто символ целительных яблок в начале лета. К полудню здесь собрались почти все члены Круга детей Брагги, что были тогда в Фюркате: Лысый Грим — скальд Одина, Торольв и Гранмар — скальды Тора, Амунди Стринда — скальд целительницы Идунн, пришли и другие: Гундбранд Шишка, навигатор, умеющий пролагать путь по звездам, и корабел Ивар Белый — скальды Ньерда, аса морей, Хальвдан Летописец, скальд Тюра. Скальдрек, толмач, и Бранр Хамарскальд скальды Хеймдаля, и скальд светлого Фрейя Ванланди, и многие другие. Не хватало лишь отправившихся к устью Фюрката навстречу Гутхорму Домари Эгиля и его сына Грима.

Кроме посвященных, на скамьях Круга сидели еще два человека: гаутрек Карри Рану из рода Асгаута и пленник, беглый раб, а впоследствии форинг вольной морской дружины Гвикка Ирландец.

Лавки от стен горницы были отодвинуты, образуя круг, внутри которого подле жаровни с огнем Локи меж половиц держалось серебряное копье Одина. Каждый из скальдов, глядя на них, думал, что мало кому под силу взять на себя тяготы Одинова копья, а что до скальда Локи, то он был лишь один, и многие, как это не раз бывало на их собраниях последних лет, радовались про себя его отсутствию.

— Настало время, — обведя взглядом собравшихся, заговорил Ванланди, решить, что мы делаем дальше.

Ответом ему были безмолвные кивки в знак согласия — эти люди редко говорили без нужды.

— Всем нам известно, что конец истории не Асгарда, а нашего мира, хельмскринглы, круга земного не предопределен. Но Убби из Каупанга было видение о том мире, который возможен. Видение о мире, где бог христиан встанет надо всеми. Где на тысячу лет люди будут отданы во власть его жрецов. А в конце, в конце этих тысячи лет, хельмскринглу ждут пожары и голод. Об этом поведано нам в прорицании древних. И на протяжении всего этого тысячелетия бороться эти жрецы единого бога станут за то, чтобы сохранять людей такими, как они есть. Станут говорить им о том, что следует позабыть о мире этом и обратить свои помыслы к миру грядущему.

Как будто исход Рагнарек — битвы богов и людей с великанами — уже предрешен. — Ванланди с каменно-суровым лицом оглядел Круг скальдов. — Казалось бы, именно об этом и говорится в прорицании вельвы. И все же каждому из нас являлись в видениях погибшие в битвах, чтобы сказать, что ушли они не пировать и биться под стенами Вальгаллы, а в свой черед охранять Вечный ясень и Фенрира Волка. С незапамятных времен наши родичи знали, что в день последней битвы погибнут асы. Но время течет, и меняются люди. Не значит ли это, что меняться могут и асы?

И вновь согласные кивки собравшихся.

— Не стоит ли предположить, что Один призывает к себе все больше воинов, пополняя дружину?

— Зачем? — прервал его Скальдрек, скальд Хеймдаля. — Неужели охраняя Стержень мира и Фенрира, пополняя дружину, Всеотец рассчитывает победить?

— Сколь бы ни было велико Одиново воинство, все оно поляжет на поле Вигрид, — согласился с ним Ивар Белый.