– Когда выйдешь.

Гольцев сощурился:

– Что-то не так? Ты о чём-то умалчиваешь?

– На телефоне может быть прослушка.

Андрей округлил глаза, начал молча жестикулировать.

– Я тебе верю, Андрей, – спешно пояснила Александра. – Но информация просочилась преступнику, и мы не знаем, кто её слил.

– Вы думаете, это я?

– Нет. Но телефон бы надо проверить. Ты ни при чём. Мог и не знать.

Гольцев молчал.

– Ладно. Давай за работу.

Власов говорил тяжело, то и дело подбираясь к стакану. Рукавице пришлось отодвинуть спиртное. Пьяный Власов ничего бы сообщить не смог, а Владимир Андреевич пришёл за информацией.

Факты из Лилиной биографии, преподнесённые сухо и сдержанно, что в состоянии бизнесмена было неудивительно, никак не раскрыли ни личность маньяка, ни его мотивы. Не пролили и капли света на преступления.

Георгий Николаевич рассказал о зависимости дочери от легких наркотиков – ими и объяснялось наличие густо засаженной фонарями дорожки, ведущей к дому. Власовой младшей нередко мерещились в темноте монстры. По её же собственным признаниям, к ней тянуть свои высохшие руки с длинными когтями они переставали только при наличии света. Стоило монстру попасть хотя бы в тонкую полоску подсвеченного экрана мобильника, и они растворялись, словно, в дымке. Словно, Лиле всё это лишь померещилось.

Парень дочери, Александр Александрович Бурин, не нравился Власову по двум личным причинам. Во-первых, молодой человек был младше Лили на пять лет, и в этом Георгий Николаевич видел лишь прозрачный ответ на свой невысказанный вопрос. Зачем Бурину Лиля? Ясно. Ради денег. В симпатию он категорически не верил, ведь Бурин ни единым словом, жестом и уж тем более действием не пытался изменить отношение к себе Власова. Во-вторых, Бурин был совершенно неперспективным специалистом. В бизнесе не шарил, а по собственной профессии инженера стоял далеко не на высшей ступени. Парень ни к чему не стремился, не ловил звёзд и, казалось бы, даже не мечтал о них.  Вёл абсолютно скучную жизнь, способную привлечь разве что такую же серость.

– Грубо же вы о дочери, – заметил Рукавица, выслушав последнюю реплику Георгия Николаевича.

– Я совершенно не понимаю, что моя дочь в нём нашла. Никак, дело в наркотиках. Иного объяснения я не вижу.

– А в любовь не верите?

– Не смешите.

– Бурина, вы, наверняка, проверяли, – не спросил, утвердил Рукавица.

– Он чист, гарантирую, – с лёгкой досадой ответил Власов. – Хотел бы засадить, лишь бы к Лильке не лез, но… – развёл руками и вновь потянулся к водке. – Дай, а, будь человеком? Хреново мне. У тебя есть дети?

– Есть.

– Тогда представь, что твоего ребёнка не стало. Хорошо тебе?

Рукавица отдал водку. Власов жадно глотнул спиртного и швырнул стакан в стену. Осколки бесшумно рассыпались по ковру.

– Я хочу переговорить с вашей супругой.

– Зачем? – поднял полный боли взгляд Власов.

– Возможно, у Лили были секреты, которые она доверяла только женщине.

– Нет. Я категорически против. У Лизы сердце слабое. Нет. И о дочери я сообщу сам. Всего доброго.

– Последнее. Я вам сейчас назову фамилии, а вы скажите, знакомы ли они вам.

Бизнесмен вяло махнул рукой.

После оглашённого списка оказалось, что Власов знал всех трёх рукодельниц. И Ареева. Вернее, его жену.

***

Селивёрстова встретилась с Александром Александровичем Буриным на его квартире. Парень убитой Власовой отдыхал после вечеринки. К сожалению, полезной информации он не сообщил. Да, у Лили имелись проблемы с наркотиками, да он хотел внедриться в её семью. Да, любил он её несильно.

– Зачем же вы её обманывали? – скрывая отвращение, спросила детектив.

– Богатая и глупая. Верила в любовь. А мне… мне же тоже хотелось нормально пожить. Не копейки считать, а вот так, как она. С деньгами и ни о чём не задумываться.

– А попробовать зарабатывать сами не пытались? – негатив всё же прорывался сквозь интонации. – Или сложности не по плечу? Вам бы чего попроще и побыстрее?

– А вы-то сами, – нагло уставился Бурин на Селивёрстову, – отказались от денег, если бы знали, что нужна самая малость – чуть-чуть поиграть в любовь?

У Александры от возмущения растерялись все слова. Она вскочила и, бросив, гневный взгляд на неприятного ей типа, произнесла:

– Если бы вы хоть раз поинтересовались чувствами Власовой, возможно, сейчас она была бы жива. А так, радуйтесь, играть в любовь больше нет надобности. Лиля сгниёт под землёй. Её труп будут обгладывать черви. Но вам, конечно, на это наплевать.

Бурин побледнел. Детектив резко развернулась и покинула квартиру, не дав ему опомниться.

***

Кошка смотрела по сторонам.

– Иди, – мягко сказал Иван.

Кошка нехотя спрыгнула с рук, заглянула в гостиную. Её привлёк шум телевизора: передавали рекламу любимого корма Purina. Облизнулась, мяукнула.

– Ты хочешь е-е-есть, – догадался Резников, на ходу стягивая куртку, и, бросая на кресло. На диване сидел безразличный отец. На появление питомца никак не отреагировал.

Через минуту в комнате появилась пластмассовая миска. Мама Вани обычно замешивала в ней тесто. Высокая и широкая посудина была неудобной для кошки, но ничего другого в доме не нашлось. Резников налил молока до краёв. Извинился:

– Прости, девочка. Колбаски нет. Попей молоко. Я сейчас сбегаю за кормом. Пап, проследишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Чтобы она не подрала обои? – во взгляде и голосе появились хоть какие-то отголоски эмоций.

– Чёрт с ним с обоями. Чтобы она не грустила.

Какое-то время отец смотрел на сына. Молчал. Затем кивнул.

Резников вновь оделся, натягивая шапку, обернулся. Отец гладил кошку, а та мурчала, отодвигая лапкой миску подальше.

«В нашем доме появилась привереда», – улыбнулся мыслям Иван и захлопнул дверь.