– Я боюсь не за себя, а за вас! – воскликнула Амани по-русски, и мы молча уставились друг на друга.

«Вождь был прав», – внезапно сказали мне ее глаза.

И я вдруг почувствовал, что не знаю, куда девать свои... В этот самый момент меня впервые кольнула мысль, что Амани Коро действительно ко мне неравнодушна. Эта мысль упорно отвергалась моим консервативным прошлым: я вырос в Советском Союзе, все мои предыдущие девушки без исключения были родом из Москвы и говорили по-русски, не говоря уже о европейской внешности. Мне и в голову не могло прийти, что однажды у меня возникнет симпатия к девушке с черным цветом кожи или тем более у нее ко мне. А сейчас, в ужасе перебирая в мозгу варианты ответа на ее восклицание, один глупее другого, я вдруг подумал, что не такая уж она и черная – смуглая просто... Говорит по-русски, много лет жила в Москве, да и потом, разве она не красавица?

– Звонит Оливье, – неожиданно услышал я голос Малика, и был ужасно счастлив, что мне представилась возможность выкрутиться из этой ужасной ситуации.

Я схватил мобильник, протянутый мне нашим проводником:

– Оливье, дружище, ты еще жив? У нас все в порядке, Жан-Мари в больнице! – закричал я.

Голос Лабесса звучал с искажениями, как будто из бочки:

– Слава богу! Эта старая развалина нам еще послужит! Послушайте, я нашел джип, куда мне тащить наши мешки и все эти образцы дерьма, собранные Брезе? Какие планы, Алексей?

– Какие планы? – Я пристально посмотрел на Амани: – Какие у нас планы?

– Мы возвращаемся, – тихо сказала Амани. Малик закивал, обнажив в улыбке свои огромные белые зубы.

– Мы возвращаемся! – проорал я в трубку. – Перевози вещи в деревню Тирели! На наш век еще хватит образцов дерьма!

Спустя полчаса мы уже снова тряслись в тесном микроавтобусе по дороге в Бандиагару. Оттуда нам предстоял переезд в деревню Ява, где нас стараниями Малика уже ожидал допотопный грузовичок, рожденный на заре эпохи европейского автомобилестроения. Его счастливый владелец по имени Муса в припадке добродушия гарантировал, что машина сможет довезти нас прямо до Тирели. О том, что нам с Маликом придется при этом трястись в кузове, мы узнали чуть позже.

Уже глубоким вечером, оставив слева темную, притихшую деревню Номбори и миновав деревню Уру, мы остановились у подножия Тирели. Я спрыгнул на землю, ощущая себя как после перехода через Сахару. Возле колодца на самом краю деревни нас встречал Оливье Лабесс, и уже спустя двадцать минут мы сидели на крытой веранде хижины, арендованной профессором, и пили настоящий эфиопский кофе, купленный Амани по дороге из Сегу.

Мы еще раз проанализировали ситуацию так, как она нам виделась, и Оливье согласился с нами.

– Жалко Брезе, но он совершил абсолютно необдуманный поступок, на него это совершенно не похоже. Взять и посреди ночи отправиться на поиски, не предупредив нас, было крайне безрассудно. Думаю, это говорит о двух вещах.

– Каких же? – спросил я.

– Во-первых, он о чем-то догадался и хотел проверить свою догадку прежде, чем делиться ею с нами.

– Да, у меня тоже мелькнула такая мысль, – подтвердил я. – Мне кажется, он понял, кто является источником птичьих криков. И если вы спросите у меня, то я хоть и с трудом отличу курицу от орла-белохвоста, но я эти крики слышал в непосредственной близости и готов поспорить на что угодно, что они не являются птичьими. Это животное значительно крупнее, а быть может, и человек...

– Это невозможно проверить, – упрямо заявила Амани.

– А во-вторых, он, очевидно, полагал, что утечка информации из нашей компании происходит от кого-то из нас самих, поэтому скрыл от нас свои намерения, – продолжил Оливье.

Мы замолчали, встревоженно глядя друг на друга. Подозрение о том, что кто-то из нас четверых является предателем, информатором догонов, звучало дико.

– Не думаю, – наконец сказал я, разрядив обстановку. – Это было бы маловероятно, чтобы кто-то из нас столь быстро подружился со жрецами. Они не доверяют всем нам в одинаковой степени.

– Я тоже так думаю, – пожал плечами Лабесс. – Просто я полагаю, что таковы были мысли Брезе. В любом случае, о них мы рано или поздно узнаем, когда к нему вернется сознание.

– Возможно, тогда же мы узнаем о том, какая муха его укусила, если это вообще был укус, а не отравленная стрела или что-то в этом роде, – вставил Малик.

– Это не муха и не стрела, друзья мои, – медленно сказал Лабесс, всматриваясь в наши лица. – После того как вы улетели в Сегу, мне удалось побывать на месте, где упал Жан-Мари. Там толпилась тьма народу, но мне все-таки удалось сфотографировать кое-что до приезда полиции из Бандиагары и до того, как там все затоптали. Вот, поглядите.

Жан-Мари открыл свой ноутбук и вывел на экран снимок. На песке между кустов были отчетливо видны причудливо извивающиеся полоски и довольно крупные когтистые следы, на вид совсем свежие.

– Это же ящерица... – с ужасом произнесла Амани. – Неужели та самая?..

– Я не знаю, – ответил Оливье. – Он ведь говорил, что в Африке не водится ядовитых ящериц. Я позвонил своим коллегам в Париж, действительно, в мире существует только два вида ядовитых ящериц, и оба водятся только в Америке, род Heloderma. Но следы скорее походят на один из видов семейства Latastia, того самого, которого Жан-Мари вовсе не боялся, в отличие от местных жителей. Что же это за вид? На этот вопрос, пожалуй, лучше всех ответил бы сам Жан-Мари. Без него нам теперь будет значительно сложнее общаться с местным животным миром.

– Да, это верно, – согласился я. – Но даже если это была рептилия, без человеческого вмешательства там не обошлось.

– Что вы имеете в виду? – спросила Амани.

– Буквально за мгновение перед тем, как Жан-Мари упал, я видел в кустах чью-то руку.

– Черную или белую? – торопливо спросил Оливье.

– Друзья... Это вообще не была нормальная человеческая рука... Вы, быть может, сочтете меня психопатом, свихнувшимся на почве африканских верований, но ответьте-ка мне – а не водятся ли здесь пигмеи?

– Нет, могу сказать абсолютно определенно, – уверенно заявила Амани. – Вам почудилось, это могла быть и палка.

– Я тоже думаю, что вам показалось, – тоже покачал головой Лабесс. – Но в любом случае все произошедшее означает только одно: никто и никуда отныне не ходит в одиночку. Никто ничего не ест и не пьет, предварительно не проверив еду на местных жителях. Все смотрим по сторонам и не совершаем резких движений. Ночью из дома ни ногой. Все, увеселительная прогулка кончилась. Мы ведем войну, не знаю уж, с людьми или с потусторонними силами, и мы несем в ней потери...

Нашей основной задачей в Тирели было найти того самого предсказателя, о котором говорил Малик и который якобы знал, как найти, по его выражению, потомка теллемов. Поэтому с самого утра мы предоставили полную свободу действий нашему проводнику, вступившему в тесный контакт с местными жителями, преимущественно, как мне показалось, женщинами, а сами отправились втроем на неторопливую экскурсию по деревне. После бурных событий последних дней и пары бессонных ночей все мы были значительным образом вымотаны и не собирались предпринимать активных розыскных действий. Но ноги сами привели нас к утесу, где мы, не сговариваясь, молча задрав головы вверх, уставились на очередные пещеры, к которых зияли отверстия домов теллемов.