В Лонгвуде Наполеон часто виделся с Бэтси. Дрожа, как школьник, он наблюдал в лорнет за ее приездом, оставлял ее обедать, делал баснословные подарки.

Все это вызывало множество сплетен.

«Когда обитатели острова, – сообщает нам “Интимная летопись острова Святой Елены”, – узнали о том, что Наполеон подарил девушке перстень с выложенной бриллиантами буквой N, они стали с осуждением об этом сплетничать. Многие говорили, что это была плата за девственность. Кстати, эти же слухи нашли свое отражение в лондонских газетах.

Обитателям острова вскоре нашлась и еще одна тема для сплетен. Во время одной из прогулок бывший император познакомился с еще одной девушкой, мисс Мэри-Энн Робинсон, которую он назвал Нимфой. Вот как описывает это открытие Лас Казес:

«В течение нескольких дней мы постоянно делали привал в одном месте посреди долины. Там, в окружении диких утесов, мы обнаружили неожиданный цветок: под крышей одной убогой лачуги нам улыбнулось очаровательное личико девушки лет пятнадцати-шестнадцати. В первый день мы застали ее в повседневной одежде. Она никоим образом не говорила о достатке. Но на следующий день эта молодая особа надела тщательно ухоженное платье, но в этом случае наш полевой цветок показался нам обычным цветком с клумбы. Однако же мы с того дня всякий раз останавливались там на несколько минут. Она подходила к нам на несколько шагов, для того чтобы услышать две-три фразы, с которыми к ней обращался император и которые ей переводили мимоходом, и мы продолжали свой путь, обсуждая ее достоинства»82.

С той поры жившие на острове Св. Елены англичане стали считать Наполеона чем-то вроде сатрапа, возбуждающегося при виде молоденьких девушек…

– Какой позор! – говорили они.

Мадемуазель Ленорман, знаменитая предсказательница, могла бы, конечно, объяснить им, что эта наклонность вообще-то вполне нормальна для мужчины, столь часто посещавшего павильон Бютар. И в ответ на их вполне понятное удивление она смогла бы благодаря своему двойному видению дать сладострастные пояснения…83

Интимная жизнь Наполеона так интересовала обитателей острова Св. Елены, что бывший император не мог поприветствовать ни одну даму, без того чтобы злые языки не увидели в этом целый роман.

Так, 7 января 1816 года, утром, добрые люди из Джеймстауна приветствовали друг друга с хитрым выражением на лицах. Подмигивая друг другу, они говорили:

– Бог любит троицу!..

После чего они подробно рассказывали друг другу, как бывший император познакомился с мисс Книппе, пленительной девушкой, которую все звали Розовый Бутончик и которую он незамедлительно пригласил на обед в Лонгвуд…

Всем, кто его об этом спрашивал, господин Портеус, владелец таверны, стоявшей при въезде в джеймстаунский порт, говорил, что, по мнению некоторых французов, Наполеон казался плененным ею…

– Он, кажется, сравнивает ее с Марией Валевской, полькой, которую он некогда любил. Мне сказали, что, ожидая ее, он рассматривал гравюры очень вольного содержания.

– О, чудовище! – восклицали все дамы, вертя задами, что очень красноречиво говорило об их сокровенных мыслях…

– В конце концов, я смогу сам это увидеть, – заканчивал свою речь господин Портеус, – поскольку мне поручено доставить мисс Книппе к генералу Бонапарту.

И действительно, в полдень трактирщик прибыл в Лонгвуд в сопровождении Розового Бутончика и ее матери. Наполеон бросился им навстречу, высказал девушке тысячу комплиментов, обращаясь с ней «словно с уже вступившей в свои права фавориткой».

Естественно, окружение ссыльного стало также оказывать девушке знаки внимания. Послушаем Гурго:

«Мадам де Монтолон, полагая, что Розовый Бутончик станет любовницей Его Величества, осыпала ее ласками и взяла под свою опеку»84.

Но чувства придворных столь же неустойчивы, как флюгер.

«Император, – продолжает Еурго, – вышел из сада, поговорил о ботанике с господином Портеусом и заявил, что мадам Валевская намного красивее Розового Бутончика. Он приказал мне заложить карету для дам и проводить их домой. Когда они вернулись, Его Величество поприветствовал их, и все мы заметили, что мадам де Монтолон уже не так тепло относится к Розовому Бутончику, как до того момента, когда Его Величество нашел девушку не столь уж красивой…»

Голубоглазый генерал ошибся. Потому что мисс Книппе очень часто стала бывать в Лонг-вуде, где Наполеон принимал ее с глазу на глаз. Некоторые историки, поверив россказням англичан, утверждают даже, что «императорский шмель опылил Розовый Бутончик»…

Мы не будем столь поэтически смелыми.

Пока Наполеон довольствовался тем, что ухаживал более или менее платонически за только что созревшими девицами, французы, поехавшие с ним в ссылку, получали гораздо более конкретное удовольствие с прекрасными рабынями из Джеймстауна.

Гурго и Маршан частенько привозили к себе из порта некоторых из тех женщин, которые жертвовали лучшим, что у них было, ради того, чтобы английские моряки могли расслабиться85.

Негритянки, на которых падал выбор спутников императора, проникались от этого непомерной гордостью. Некоторые из них начинали говорить только по-французски, другие полагали, что уже свободны вследствие контакта с людьми из окружения великого Наполеона. Все они становились высокомерными и презрительными. Это вызывало страшную зависть у других дам.

Следствием этого становились очаровательные драки с потерями части волос…

Уильям Кэмпбелл в своей вышедшей в 1830 году в Лондоне «Исповеди счастливого человека» рассказывает нам в связи с этим об одной очень занимательной сцене, о которой поведал ему один из жителей острова.

«Однажды вечером в одном из портовых трактиров, – пишет он, – некий моряк с корабля “Пантеон”, захотевший сказать приятное негритянке по имени Сара, прелестей которой он только что отведал, прилюдно заявил, что у нее была самая красивая… на острове.

Девица приняла комплимент с большим удовольствием и удовлетворением. Какая же торговка не будет довольна, когда люди хвалят ее товар?

Но, – продолжает Уильям Кэмпбелл, – в зале находилась еще одна негритянка по имени Фортуне, которую неоднократно приглашали в Лонгвуд для того, чтобы удовлетворить желание молодого адъютанта Наполеона генерала Гурго. И она с усмешкой заявила, что моряк сказал очень удивительную вещь, поскольку французы, самые большие знатоки в этом деле, никогда не прибегали к услугам Сары.

– А вот я, – добавила она, – являюсь постоянной “женой” генерала Гурго.

Наступила тишина, которую наивная Фортуне приняла за дань уважения и знак восхищения.

Но на самом деле ее откровения не были по достоинству оценены британскими моряками. Мысль о том, что эта очаровательная особа могла отдавать в распоряжение французов то, что должно было по праву принадлежать Англии, очень им не понравилась. Они поднялись из-за столов с явным намерением задать ей показательную трепку, чтобы она забыла о кощунственной и предательской любви.