Дома, в метрополии, китайским СМИ тоже приходится лавировать между ловушками. К примеру, одна шанхайская газета, в 2002 г. освещавшая строительство в городе нового завода полупроводниковых приборов, назвала будущее предприятие «крупнейшим в Китае». Лишь на следующее утро кто-то сообразил, что формулировка-то неверна. В действительности на Тайване имелись еще более крупные электронные заводы, но раз Тайвань и есть часть Китая, именовать шанхайское предприятие самым большим в стране — нельзя. Редактору пришлось выполнить старомодный ритуал публичного покаяния, а в наказание за грехи ему урезали зарплату.

Тайваньские реалии разительно отличаются от той картинки, которую Пекин насильно сует под нос своим гражданам. Отнюдь не считая себя «частью единой семьи», как выражается Ху Цзиньтао, тайваньцы за редким исключением не испытывают инстинктивного влечения к стране, которой заправляет КПК. Ли Дэнхуэй, лидер ГМД и первый президент Тайваня, избранный в 1996 г., приступил к работе по решительному отделению от метрополии, а Пекин в ответ на это обозвал его «предателем китайской нации» и «негодяем на десять тысяч лет». В биографии Ли, как в зеркале, отразились перипетии истории острова. Ли родился и вырос при японских колонизаторах, безупречно владеет японским, но зато с сильным акцентом изъясняется на официальном пекинском диалекте. Легко понять, отчего Ли с таким трудом дается эмоциональная связь с метрополией: он ни разу в жизни не бывал в континентальном Китае.

Подъем демократического движения на Тайване при Ли Дэнхуэе в 1990-е гг. вызвал кризис отношений по обе стороны пролива; ситуация затянулась на добрый десяток лет. За это время Цзян тоже превратился в «ястреба» и заметно сблизился со сторонниками жесткой линии внутри военного истеблишмента. В КНР тайваньский вопрос всегда был пробным камнем политической зрелости, коль скоро здесь даже намек на слабость может стать оружием для политических оппонентов. Первое предложение Цзяна по воссоединению, которое он выдвинул в начале 1995 г., то есть в период незавершенной консолидации его власти над армией, полностью провалилось: ни один человек в высших эшелонах НОАК его не поддержал. Вскоре Цзян нашел повод закрутить гайки.

Когда несколько месяцев спустя, в июне 1995 г., Ли Дэнхуэй получил американскую визу, Цзян уступил нажиму генералитета и согласился отреагировать запуском ракет в морскую акваторию к северу от Тайваня. На следующий год, в канун президентских выборов на острове, Цзян санкционировал очередную демонстрацию военных мускулов; Пекин выразил недовольство, устроив крупные учения с запуском новой партии ракет. При этом Цзяну вновь пришлось побороться за контроль над армией, потому что на сей раз командующий учениями потребовал от Политбюро вообще не вмешиваться в процесс. Последней унизительной пощечиной оказалось направление ударной авианосной группы, которую президент Клинтон послал на патрулирование берегов Тайваня. Здесь Цзяну уже нечем было крыть.

Кризис 1995–1996 гг. стал поворотным моментом — именно тогда Цзян решил, что больше не позволит «ястребам» одержать верх по вопросу воссоединения. Китайских вождей потрясла виртуозная демонстрация технической и огневой мощи США в ходе первой войны в Персидском заливе. Пять лет спустя, когда разбухший объем внешней торговли сделал Китай как никогда зависимым от Америки, Цзян с возмущением узнал, что НОАК до сих пор не готова приступить к военной кампании против Тайваня. Жесткая линия Цзяна превратила тайваньский вопрос в особо мощный рычаг, которым НОАК могла выкачивать деньги из бюджета. «Военные полагают, что у них еще не все готово, — говорит Эндрю Янг в Тайбэе. — Они просят: «Не делайте резких движений, из-за которых нам придется прямо сегодня принимать какие-то меры. Лучше дайте пока побольше ресурсов»».

На протяжении всего второго срока правления, начавшегося в 1997 г., Цзян сближался со сторонниками жесткой линии и, требуя ускорить процесс объединения, поднимал ставки по Тайваню, отлично сознавая, что не успеет довести свою политику до конца. Если Тайвань, говорил Цзян, хотя бы раз откажется вести диалог на тему воссоединения, это послужит поводом к военным действиям. Хотя голоса генералов почти не раздавались в ходе публичных дебатов, многие свидетели указывают на то, что НОАК подзуживала Цзяна. По словам Сюзан Шерк, бывшего дипломата, а ныне политолога, в 1999 г. на летней даче руководства в приморском Бэйдайхэ состоялось совещание, на котором «генералы возбужденно утверждали, что на кон поставлена честь страны» и что Китаю надо проявить решимость.

Став в 2002 г. генсеком, Ху Цзиньтао унаследовал растущую экономику и Коммунистическую партию, которая плотно контролировала органы власти и вооруженные силы. А вот по тайваньскому вопросу Цзян оставил своему преемнику настоящую бомбу замедленного действия. Китай ввел в строй десятки новых подлодок, установил на них противокорабельные ракеты, а также разместил тысячи пусковых установок на своих берегах в нескольких сотнях километрах от острова. Ху предстояло сделать проход по политическому минному полю, найти способ снять тайваньскую проблему с повестки дня и восстановить абсолютный примат экономики, не раздражая при этом НОАК.

В 2004 г. Ху наконец отыскал мастерское решение: он предложил Всекитайскому собранию народных представителей ратифицировать закон, запрещающий сепаратизм. Как отмечал ряд наблюдателей, на первый взгляд неясно, зачем Китаю нужен антисепаратистский закон, который бы развязал руки военным в случае объявления Тайванем полной независимости. К примеру, раньше ничто не мешало Пекину затыкать рот сторонникам независимости в Синьцзяне или Тибете. Поначалу этот закон вызвал бурю возмущения на Тайване и волну критики в Европе и США. С другой стороны, сейчас Ху мог нанести удар из более устойчивого положения. Вскоре после этого Китай пригласил первую и далеко не последнюю группу представителей Гоминьдана принять участие в возобновлении межпартийного диалога с КПК.

Делая воинственные заявления дома и бросая вызов зарубежным критикам, Ху сумел вытащить тайваньский вопрос из рук «ястребов» и переформулировать его на своих собственных условиях. При этом заявленный Цзяном график воссоединения был снят с повестки дня. Напротив, Ху начал переговоры на высшем уровне с дружелюбно настроенными тайваньскими политиками и уже не столь сильно давил на педали милитаристски окрашенной риторики, которая так возмутила избирателей-островитян. «Ху не желает обсуждать график воссоединения, потому что это не в его интересах, — говорит Алекс Хуанг из Тайбэйского Центра стратегических и международных исследований. — Ху продвигает свою позицию путем стимуляции экономики. В этом контексте тайваньский вопрос не столь злободневен».

Когда гоминьдановский лидер Ма Инцзю был в 2008 г. избран президентом, что тем самым поставило точку в восьмилетнем правлении Чэнь Шуйбяня и Демократической прогрессивной партии, Китай пришел в восторг. «После выборов один из китайских руководителей сказал мне: «В эту победу мы вложили не меньше, чем ГМД!» — вспоминает Джордж Цзай. Его собеседник не уточнил, идет ли речь о деньгах или же о политическом капитале. Отношения сторон потеплели до отметки, которую в последний раз видели полтора десятилетия назад. Обмен официальными визитами стал обыденным делом, а переговоры по прямым транспортным коммуникациям впервые за много лет сдвинулись с мертвой точки.